Скопа Московская

Сапожников Борис Владимирович

И всё же сорок тысяч Скопина-Шуйского и ещё пять с лишним, засевших в Царёвом Займище, это слишком для невеликого войска Жолкевского. Да, у него гусары, большая часть кавалерии на три головы превосходит московскую, и на две — наёмную. Но за присоединившихся к нему людей Зборовского он не готов поручиться. Вот Струсь — другое дело, упрямый, жестокий, недалёкий, таким можно доверять. Ну а Зборовский — предательское семя[1], как далеко его яблочко укатилось от отцовской яблоньки, бог весть.

Однако действовать надо, и действовать быстро. Иначе его невеликое войско окажется

просто между молотом и наковальней. Самое страшное для Жолкевского было лишиться манёвра. Если московиты зажмут его в клещи, не дав места знаменитой кавалерии для разгона и удара, можно сразу поднимать белый флаг. Незачем гробить людей зазря. Гетман, как всякий истый поляк, любил хорошую драку, но дураком не было, и без цели класть людей в могилу никогда не спешил.

Единолично решать что бы то ни было не в обычаях польской шляхты. Не московиты всё же, даже король совещается со своими гетманами в походе. Поэтому и Жолкевский собрал воинскую раду, чтобы обсудить дальнейшие действия их небольшой армии. Кто-то может сказать, что он хотел разделить ответственность, однако Речь Посполитая не Москва с её тиранией, где решение принимаются единолично — царём или воеводой. Поляки, как следует из названия их государства,[2] делают это исключительно коллегиально.

На раду он пригласил двоих командиров Миколая Струся, старосту хмельницкого, и Александра Зборовского, которому, пускай, и не доверял, однако авторитет его среди казаков и бывших людей самозванца был слишком велик, чтобы не советоваться с ним.

— Что ж, панове, — начал Жолкевский, — тяжкая дума у меня. Москва в Царёвом Займище крепка, выбить московских воевод оттуда быстрым штурмом не выйдет. Все мы про то знаем.

— Их пушки бьют дьявольски метко, — заметил Зборовский, — московитам черти ворожат, не иначе. Не могут они стрелять так хорошо.

— Хуже эти смерды с пиками, — покачал головой Струсь. — Ими шведы командуют, а под европейским руководством даже московиты драться могут.

— Всё верно, панове, — согласился с ними Жолковский, а что спорить с очевидными фактами. — Да только не в Царёвом Займище беда для нас кроется.

Он быстро рассказал о том, что сообщили перемётчики и разведка.

— Сорок тысяч это очень серьёзная сила, — кивал Струсь. — Пускай в поле московская армия — дрянь, но с ними наёмники и шведы, а это уже сила. Их так просто сбить с поля не выйдет.

— Хуже если они прижмут нас к Царёву Займищу, — озвучил опасения самого гетмана Зборовский. — Если коннице негде будет развернуться, нам придётся очень туго.

— Выстоим, — решительно заявил Струсь.

— Конница стоять не должна, — покачал головой Зборовский. — Конница должна двигаться, иначе смерть. Ты, пан, верно про немцев и шведов сказал. Они горазды с всадниками воевать. А как ударят нам в спину из Займища, тут всему войску конец прийти может.

— Не прими в обиду, — усмехнулся Струсь, — но ты, пан Александр, очень уж долго в войске самозванца служил. Забыл уже что такое коронная армия.

— Я, пан, служил под началом старосты усвятского Яна-Петра Сапеги, — тут же захорохорился Зборовский, — и это мы что первого вора на престол московский

посадили, так и второго смогли бы, приди нам от Короны помощь. А вы же засели под Смоленском на полгода с лишним и не двигаетесь оттуда до сих пор.

— Уж не в iravia[3] ли ты, пан, нашего короля обвинить решил? — схватился за саблю Струсь.

— Sufficit, панове, mitescere[4], — осадил обоих Жолкевский. — Мы здесь не для того, чтобы друг с другом драться. Московитов скоро будет достаточно, чтобы наши сабли кровью напоить.

— То так, пан гетман, но коли шляхетский гонор задет, — упёрся Струсь, — то его московитской кровью не унять.

— Я всегда готов с тобой на двор прогуляться, пан Миколай, — в том же тоне ответил Зборовский.

— А ну прекратили, пёсьи дети, лаяться! — оставив политесы и латынь, рявкнул гетман, для наглядности треснув по столу, за которым сидел, своей булавой. Да так, что щепки полетели. Добрый был стол, мельком подумал он, теперь новый делать придётся. — На двор вы ходить будете, чтобы ногу задрать, псякрев! У меня в шатре, чтобы не смели за сабли хвататься. Убрали руки от них! Убрали, кому сказано!

Оба полковника отпустили рукоятки сабель, и Жолкевский снова стал спокоен. Выходить на двор, чтобы решить вопросы шляхетского гонора его подчинённые более не собирались, а значит можно вернуться к латыни и политесу.

— Нам надо решать, что делать прямо сейчас, — продолжил он. — Ибо primo, московский князь Скопин-Шуйский будет под Царёвым Займищем не сегодня — завтра. Secundo, сил драться с ним, когда прямо в тылу у сидят ещё тысяч пять московитов при пушках, у нас нет. И tertio, московиты имеют все шансы разбить нас, если ударят разом, даже без сношения друг с другом. Из Займища увидят, что идёт бой, и нападут на наш тыл. Бить московитов надо по частям, а потому как взять на копьё окопавшихся в Царёвом Займище не выйдет, то я вижу лишь один путь — истинно наш, шляхетский.

— Наперекор врагу, — решительно заявил Струсь. — Ударим навстречу Москве, и разобьём их.

— Но отсюда нельзя все войска снимать, — покачал головой Зборовский. — Если воеводы в Царёвом Займище увидят, что армия снялась, то поймут всё, двинутся следом, и те же пять или около того тысяч их окажется у нас в тылу.

— Пойдём почти без пехоты, — предложил Жолкевский, — и без пушек. Только конница — наша главная сила в поле. Возьмём с собой только сотни две гайдуков да пеших казаков, чтобы пару фальконетов прикрыть, и пойдём только конно. Застанем этого юнца врасплох!

— Достойный план, пан гетман! — тут же поддержал его Струсь.

— Достойный, пускай и рискованный, — осторожнее согласился с ним Зборовский, однако гетман видел, что и тот загорелся этой идеей.

Осаждать городишки и острожки — не дело для шляхтича, тем более гусара. Зборовский не меньше остальных хотел хорошей драки в чистом поле, где можно нагрести славы обеими руками, только успевай подставлять.

— Тогда решаем, панове рада, завтра же выступать, и но следующего света перехватить войско московское, — подвёл итог Жолкевский. — Ступайте, панове, готовьте людей и коней. Вскоре нам предстоит жаркое дело.