Скопа Московская
Шрифт:
— Ты, голова, голову береги, — напоследок бросил он Огарёву, — не подставляй боле под ляшьи сабли.
И он ушёл к своим, уводить пушки.
— А ты чего приехал-то, князь-воевода? — спросил у меня стрелецкий голова. — Ведь не нас с Паулиновым, чёртом упрямым, замирять. Я бы его переупрямил до следующего наката.
Тут у меня были серьёзные сомнения, но озвучивать их не стал. Нет времени, да и незачем.
— Ляхи идут берегом Гжати, — сообщил я Огарёву. — Пока делают проходы через плетень да жгут Пречистое. Но скоро объявятся у нас на фланге. Я увожу конницу,
— Люди увидят, духом падут, — мрачно заметил он.
— А как ляхи ударят свежими хоругвями гусарскими, некому будет падать духом, — ответил я. — Тебе, голова, приказ, держаться сколько сможешь, и ещё чутка. Отобьёмся от гусар, сразу придём к тебе на подмогу, сколько нас не останется.
— Продержусь, — кивнул он, мрачнея. — Всё ж и враги утомляются, не только стрельцы мои. Да и поболе нас. Сдюжим, сколь сможем, да ещё чутка, как ты говоришь, князь-воевода.
— О большем просить не могу, — сказал я, и развернул коня, пора возвращаться. Вряд ли гусары любезно обождут с атакой до нашего появления.
* * *
Пустить сразу шесть свежих гусарских хоругвей во фланговый обход, да ещё и берегом реки, было риском. Но оправдайся он, и московиты будут раздавлены. Зборовский бил по-рыцарски в лоб, а его встречали рогатки и пушки. Жолкевский презирал столь примитивную тактику. Конечно, гусары — лучшая кавалерия в мире, но одного этого мало. Ими надо правильно командовать, иначе толку от их выдающихся боевых качеств будет не слишком много. Что и доказали атаки Зборовского на московские порядки.
Пройти скрытно такие силы не смогли, а потому и не пытались. Двигались быстро. Московскую деревеньку на пути пустили по ветру, чтобы жалкие холопьи халупы не мешались на пути. Оставили только церковь, даже среди гусар было немало православных и жечь их святыню хорунжие не рискнули. К чему раздражать своих же людей перед схваткой. Тем более своевольных гусар.
Осталось дождаться, когда пахолики проделают проходы в клятом плетне, который перегораживал поле боя, и можно бить во фланг московской пехоте. Конечно, её прикрывает их конница, но что такое вооружённые на казацкий манер[1] всадники и заграничные рейтары против гусар. Их просто сметут и не заметят. Тем более что кони у московитов и наёмников куда хуже гусарских аргамаков да и приморились после нескольких атак, а у Казановского с Дуниковским все кони свежие. Нет, ни гетман, ни хорунжие, отправленные им в обход, не сомневались в победе. От неё их отделяло лишь время.
Но прежде чем пахолики сумели проделать новые проходы в плетне, к хорунжим подлетел вестовой с докладом.
— Паны офицеры, — скороговоркой протараторил он, — московиты коней на нас поворотили. Идут широкой лавой.
— От же псякрев, — ударил кулаком по луке седла Казановский. — Пёсьи дети знают, как воевать!
— Сколько в плетне широких проходов? — вместо эмоций спросил у вестового Дуниковский.
— Три будет, — ответил тот. — Ещё в паре мест только начали валить плетни, но они крепко сидят в земле, что твои рогатки.
—
— Риск благородное дело, пан-брат, — согласился с ним Казановский. — Ударим тремя колоннами и сомнём московскую конницу. А после и их стрельцов черёд придёт.
Они отдали приказы, и вскоре разделившиеся на две неравных части хоругви, шагом двинулись к плетню.
[1] Русская поместная конница вооружалась примерно также, как польско-литовские панцирные хоругви
* * *
Лезть на рожон мы не спешили. В лобовой схватке нам с гусарами не справиться, нужно что-то придумать, и быстро. Но что? Идей пока не было. Надо как-то заставить их развернуться, подставить фланг, но вряд ли Жолкевский отправил в рейд совсем уж полного кретина. Для этого и самому надо быть дураком, уж кем-кем, а дураком гетман точно не был.
— Надо успеть перехватить гусар у плетня, — посоветовал мне Мезецкий. — Там в проходах мы сможем на них разом навалиться, главное, не дать супостатам ляшским прорваться через нас.
А вот это сложнее всего. И нет, мне не нравился этот план. Ляхи могли просто отступить и ударить в другом месте. Кони у них лучше наших намного, и они запросто могут позволить себе пять-шесть атак, и их рослые аргамаки даже не особо приморятся, когда наши кони начнут спотыкаться от усталости. Нет, нужно заманить гусар внутрь, и только после этого бить наверняка.
— Колборн, — обратился я к командиру рейтар, — ты и твои рейтары могут устроить тут караколь?[1]
— Дюжину шеренг не наберём, — ответил тот, — так что настоящего караколя не выйдет.
— Делайте, как получится, — ответил я. — Только уведите гусар в сторону, а там мы ударим им во фланг.
— Игра рискованная, но кто не рискует… — Он не закончил и развернул коня, отправившись к своим рейтарам.
Поместную конницу я отвёл в сторону и назад, ближе к табору с его пушками, куда даже гусары не сунутся без разведки. Теперь всё зависело от ловкости наёмных рейтар в обращении с огнестрельным оружием. И они не подвели.
Караколь выглядит весьма эффектно. Наверное, будь у Колборна те самые двенадцать рядов, это произвело бы куда более сильное впечатление, но и атака шести рядов рейтар не оставляла равнодушным. Они перехватили гусар когда те ехали шагом через проходы в плетне, сбившись даже плотнее обычного своего построения. Закованные в сталь не хуже самих гусар, рейтары несли по паре пистолетов в поднятых руках, правя лошадьми одними коленями. Первая шеренга подлетела почти под самые гусарские пики, которые те опустили для атаки, но воспользоваться не успели. Разрядив в почти слитном залпе пистолеты, рейтары помчались прочь, открывая дорогу следующей шеренге. И так снова и снова, шесть раз обрушив на гусар град пуль с убойной дистанции.