Скопа Московская
Шрифт:
* * *
Калужский царёк человек был удивительно неприятный. Он, казалось, собрал в себе абсолютно все людские пороки, какие только есть. Тупость, болезненное самолюбие, жадность, а главное — трусость. Он по натуре своей был натуральный заяц и порой боялся даже громких звуков. Особенно сильно пугала его супруга. Амбиции Марины Мнишек, называвшей себя не иначе как императрицей Российской, не доведут до добра. И пусть бы её одну, так она и его за собой на тот свет потянет. А уж когда понесла от него, так и вовсе как с глузду съехала. Теперь уже мужа совсем ни во что не
Когда верные люди донесли царьку, что его польский гетман Ян Пётр Сапега зачем-то покидал город и куда-то ездил с сильным отрядом, тот сразу же вызвал ляха к себе. И что интересно Сапега пришёл, хотя бывало запросто игнорировал того, кого на людях звал государем.
— Зачем звал? — без особого уважения поинтересовался у царька гетман. — Давай быстрее только, у меня дел много, чтобы ещё с тобой зазря лясы точить.
— Ты куда ездил? — тут же перешёл в наступление царёк. — Зачем ездил? К кому ездил? Отвечай государю своему, собака!
— Ты на меня слюной не брызгай, — осадил его Сапега. — Зачем, куда и к кому ездил, то дело моё, тебя не касается. Если только за этим звал, то больше мне тебе говорить нечего. Бывай, царёк.
Он развернулся и вышел, однако большую усадьбу, которая заменяла в Калуге самозванцу дворец, покидать не спешил. Не для того он приходил по вызову этого ничтожества, которое хотел посадить на московский престол, чтобы крики его выслушивать. Нужен был пану Яну Петру повод здесь оказаться, да такой, что не подкопаешься. Надо было ему переговорить с Мариной Мнишек, но так, чтобы царёк до поры ничего не заподозрил. Самозванец, несмотря на все свои недостатки имел прямо-таки нюх на предательство и как будто печенью чувствовал, когда против него начинают замышлять недоброе. Сапега же как раз и собирался сделать это, а потому соблюдал полную осторожность, как будто не был здесь одним из полновластных хозяев, но шпионом во вражеском стане.
Марина приняла Яна Петра как всегда ласково. Она вообще благоволила своим соотечественникам, несмотря на все заигрывания с Заруцким. Платья давно уже носила свободные, которые не могли повредить ребёнку, которого Марина носила под сердцем, однако беременность никак не сказалась на её красоте. Что первым делом отметил Сапега, поцеловав ручки царьковой супруги.
— Как приятно иметь дело с по-настоящему воспитанным человеком, пан Ян Пётр, — проворковала в ответ Марина. — Вы же знаете, мой супруг такая скотина, в его окружении нет по-настоящему воспитанных людей.
— А как же атаман Заруцкий? — решил вставить шпильку Сапега. — Говорят, вы с ним проводите довольно много времени.
— Он хорош по-своему, — легко нашлась Марина, — как дикарь, это привлекает женщин, но от этого быстро устаёшь. Хочется общения с вежливым и уточнённым человеком, настоящим рыцарем, вроде вас. Однако вас редко можно встретить во дворце в последнее время.
Вот же… подумал Сапега. До сих пор пытается окрутить его, хотя он несколько раз ясно, пускай и вежливо, дал понять, что чары этой красавицы на него не действуют.
— А что вы скажете, ваше величество, — Ян Пётр редко обращался к ней так, лишь когда речь шла о чём-то действительно важном, как сейчас, например, — если я предложу вам стать не только московской царицей, но и польской королевой?
Затягивать
— И как же это может получиться? — спросила без особого доверия в голосе Марина.
Однако по лицу её Сапега понял — клюнула. Сидеть здесь, в Богом забытой Калуге, ей совсем не хотелось. А уж перспектива стать королевой Речи Посполитой была для неё заманчивей некуда.
Ян Пётр подошёл к ней и быстро передал письмо, сделав вид, что целует ручку на прощание.
— Прочтите, — проговорил он так тихо, что слышать его могла одна только Марина, — и когда мы встретимся снова, дадите ответ.
— Надеюсь на скорую встречу, пан Ян Пётр, — произнесла на прощание Марина и Сапега поспешил покинуть её покои и усадьбу, изображавшую царский дворец, вообще.
* * *
Войско двигалось не быстро. Куда медленней, нежели к Смоленску. Мы возвращались в Москву, хотя враг не был разбит, но лишь отступил. Миновали Дорогобуж, разбив там лагерь, но только на ночь, и утром двинули к Вязьме. Там тоже не задерживались. Растянувшись по дороге длинной змеёй войско, можно сказать, без остановок шло к Москве. Дети боярские вместе с финскими наёмными всадниками отправлялись в рейды, выискивая врага. Пару даже схватывались с отрядами лисовчиков, но были ли те конные разбойники на самом деле лисовчиками или же просто воровскими казаками никто толком сказать не мог. В драке не до расспросов, а пленных захватить не удалось ни разу.
— Следят за ним ляхи, — уверенно заявлял Хованский, — чтоб ежели далеко зайдём да прознаем про планы короля, сразу удар по нашей армии готовить. Хотят за Клушино оправдаться.
— Может оно и так, Иван Андреич, — пожимал плечами я, — да только ничего мы с этим поделать не сможем. Да и не надобного нам того. Я уговор с Жигимонтом соблюдаю и возвращаюсь с войском в Москву. А уж его вероломство — это его дело. Пускай так и дальше остаётся.
Так и ехали дальше. Медленно, но верно приближаясь к столице. И там уже ждали нас, можно сказать, во всеоружии. Уже в Вязьме меня застал царёв гонец с приказом князю Ивану Пуговке спешно ехать с докладом к самому государю, а войску остановиться на прежнем месте, в Можайске, и далее того города к Москве не приближаться.
— Тебе, Михаил, — пожал плечами, прочитав царёву грамоту, вручённую гонцом, князь Иван, — не велено в Москву пока ехать, при войске оставаться царь приказывает.
Он протянул мне грамоту и я прочёл её сам. Царственный дядюшка и правда велел мне оставаться при войске, а в Москву без особого дозволения не ехать.
— Даже с семьёй повидаться не могу, — покачал головой я. — За что мне опала такая, Иван?
Тот лишь снова плечами пожал. Оба мы, да и не только мы, знали, за что именно. За победу без разгрома, за то, что ляхи ушли из-под Смоленска, как пишут в летописях «в силах тяжких», да и в общем за то, что боится меня дядюшка, а больше него князь Дмитрий. Память князя Скопина подкинула мне интересный факт, я ведь вполне могу стать наследником царя Василия, если тот умрёт бездетным. Именно поэтому князь Дмитрий так ненавидит меня, считая соперником не только у трона, но и за трон. Василий немолод и шансов обзавестись наследниками у него не слишком много, а значит уже сейчас, несмотря ни на что идёт борьба за власть. И головы в ней летят так же легко, как в самой лютой сече.