Скопин-Шуйский. Похищение престола
Шрифт:
— Вот и поведешь войско на Коломенское.
— Надо бы прибавку полкам сделать, Василий Иванович, москвичи больно ненадежные стали.
— Из-за чего вдруг?
— Кто их знает, возможно, из-за этих прелестных листков. — Лукавил Скопин-Шуйский, не хотел огорчать родного дядю. Знал ведь, что «шатость» в народе идет из-за царя, севшего на престол не по воле всей земли, а по ору ближних клевретов. Об этом везде говорилось открыто, но Скопин щадил дядю, не передавал ему огорчительных разговоров. Может, оттого и любимцем был у царя.
— Прибавка войску будет, — сказал Шуйский. —
5. Большая разница
По набору ратников в войско царя Шуйского прибыл в Пермь сын боярский Василий Тырков. Пермский воевода князь Вяземский, ознакомившись с его бумагами, тяжело вздохнул:
— Эх-хе, тако время тревожное. Как исполнять, ума не приложу.
— Согласен с вами, Семен Юрьевич, время нелегкое. Но когда оно у Руси было хорошее? А?
— Это ты прав, Тырков, хорошего у нас, кажись, от самого Крещения не бывало. Что? Этого лжецаря Дмитрия действительно убили?
— Да, князь, убили его.
— В народе, особенно среди вятских, упорные ходят слухи, что он уцелел.
— Но я сам видел его мертвым.
— А в Вятскую землю тоже послали набирать ратников?
— Да. Туда поехал дьяк Волобуев.
— Ему не позавидуешь. Ну да и у нас не мед грядет.
Вызвав писаря, Вяземский продиктовал ему приказание исправникам во все уезды набирать ратников для отсылки в Москву в войско царя Василия IV Ивановича. Через несколько дней стали прибывать ратники под присмотром десятских. Тырков самолично принимал их, составлял списки, всякий вечер докладывая воеводе о присланных, иногда и жалуясь:
— Ноне из десяти привезенных пришлось троих выбраковать. Один стар, почти без зубов, другой плохо видит, кривоглаз, третий беспалый, чем станет пищаль или алебарду держать.
— Вот сукины дети, — возмущался воевода, — лишь бы отбыть набор. Напишите докладную, из какого уезда присылают калек для зачета, я там исправникам всыплю по первое число.
Тырков знал, что никому воевода не всыплет, однако докладные ему писал, которые писарь подшивал во входящие папки, иной раз и не представляя воеводе.
Наконец было отобрано почти сто человек, в основном молодых парней, и Тырков решил назначить из них сотского, который бы хоть в пути командовал этой оравой. Он приглядел из них 24-летнего мужика Сидора Бабина, к которому большинство новобранцев относились с некоторым уважением, в основном из-за силы его немереной.
Этот в крайнем случае может и кулаком установить порядок в сотне — рассудил так Тырков. И когда он предложил сотне выбрать себе старшого, было названо три имени, в том числе и Сидора. Это понравилось Василию: «Значит, Бабин у них почитаем». И назначил его старшим, самочинно присвоив ему звание «сотский».
Перед самым отъездом Бабин явился к Тыркову, молвил ему вполне пристойно:
— Ах, боярин, мы уж, считай, ратные люди государя, не изволишь ли выдать нам в счет кормовых по десяти копеек на душу. Не можем мы отбыть с родины, как воры неприкаянные, хочется проститься по-человечески.
Решив проверить честность своего сотского, Тырков спросил:
— Сколько
— Девяносто семь, ваша милость, — отвечал Сидор. — Итого это будет девять рублей семьдесят копеек.
И эта точность понравилась Тыркову, и он от щедрот своих отвалил Бабину десять рублей на «проводины». Узнав об этом, князь Вяземский не одобрил поступок Тыркова:
— Зря вы им дали «живые» деньги. Зря.
— Почему?
— Пропьют ведь.
— Но что делать? Попросили в счет кормовых. Как было не уважить?
— Уважат ли они вас, господин Тырков.
Семен Юрьевич знал, что говорил. Забравшись в кабак новобранцы, как и полагал воевода, начали пьянствовать. Сначала пели песни, плясали, потом повздорили и начали драться. Прибежавший воеводский писарь сообщил Тыркову:
— Бегите скорее, ваши ратники дерутся, как бы до ножей не дошло.
Всеобщее побоище шло прямо на улице. Одурев от хмельного, парни дрались уже не кулаками, а всем, что попадало под руку — кольями, дугами, оглоблями, а у одного в руках была даже рогатина, с какой обычно ходят зимой на медведя. Под ногами дерущихся уже валялось несколько человек, обливаясь кровью. Трещали плетни, заборы, из которых добывались орудия для потасовки.
— Стойте? Остановитесь! — кинулся к дерущимся Тырков, понимая, что он может здесь потерять половину ратников, набранных с таким трудом. Но увидев, что его никто не слушает, вспомнил о своем сотнике, уважаемом и сильном: — Бабин! Сидор! — закричал он и в следующее мгновение рухнул наземь, получив удар колом по голове.
Пришел в сознание царский посланец лишь на следующий день. Голова была забинтована, рубаха залита засохшей кровью. Около сидел лекарь, сухонький старичок с бородкой клинышком.
— Ну слава Богу, очухались, — молвил он негромко, перекрестясь.
— Что там случилось? — спросил Тырков и сам не узнал своего голоса, был он тих, скорее похож на шепот.
— Драка, сударь мой, — отвечал лекарь, наливая в посудину какого-то зелья. — Вот выпейте лучше медового взвару с настоечкой.
— Где они?
— Кто?
— Ну ратники?
— Все разбежались.
— Как разбежались?! — едва не вскочил Василий от такой новости, но тут же был вынужден пасть на подушку, так как в глазах его потемнело.
— Ах, сударь мой, вам нельзя волноваться, — забормотал старик. — Выпейте лучше.
Но Тырков уже не мог и головы поднять, чтобы выпить лекарство. Он был сражен новостью: ратники его разбежались. Немного отдышавшись, опять спросил лекаря:
— Из-за чего у них началось?
— То надо воеводу спрашивать, он допрашивал целовальника [40] , он знает.
40
Целовальник — должностное лицо в Русском государстве XIV–XVIII вв. Избирался из посадских людей или черносошных крестьян для выполнения различных финансовых или судебных обязанностей. Клялся честно выполнять их (целовал крест). Позднее целовальниками называли продавцов в казенных винных лавках.