Скопин-Шуйский. Похищение престола
Шрифт:
Князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский расположил свое воинство у Данилова монастыря, ожидая с часу на час прихода смоленской дружины. Уже от воеводы Полтева прискакал посыльный с вестью:
— Наши подходят к Филям.
В воеводском шатре, разбитом прямо на снегу, горели свечи, за шатким столиком сидел в накинутом на плечи полушубке князь Скопин, склонясь над чертежом. По шатру взад-вперед вышагивал нетерпеливый Прокопий Ляпунов.
— Чего там смотреть, князь, надо выступить и ночью захватить их спящими в Коломенском.
— Оно
В полночь в шатер явился замерзший человек, едва разлепив околевшие губы, спросил:
— Кто есть князь Скопин-Шуйский?
— Ну я. А ты, часом, не от Полтева?
— Нет. Я. от Пашкова.
— Ага! От Истомы, значит? — воскликнул Ляпунов. — Припекло, выходит, и его.
Прибывший не ответил, молча достал из-за пазухи грамотку, свернутую трубочкой, подал князю. Скопин-Шуйский сорвал печатку, развернул, склонился к свету.
— Ну что он там? — спросил нетерпеливый Ляпунов.
— Просится к нам. Поругался с Болотниковым. Пишет: не хочу под холопом ходить.
— Пусть идет, чего там.
— Постой, постой, Прокопий. Тут надо подумать, когда ему переходить.
— Да хоть сейчас.
— Нет. Лучше во время боя и, конечно, на тебя.
— Почему?
— Ну как почему? Вы оба рязанцы, узнаете друг друга, поди. Не ошибетесь.
— Все равно какой-то сигнал надо подать.
— Давай подумаем какой.
— Что, если пальнуть из пушки?
— Пушек на бою может много бить со всех сторон, — заметил Скопин. — Хорошо бы выпустить всадника с рязанским знаменем.
— А что? Это мысль, Михаил Васильевич. Пустим моего брата Захара, он отчаюга. Проскачет у них под носом.
На том и порешили и посланцу все растолковали, когда и при каких обстоятельствах Пашков Истома с рязанцами должен оставить вора.
— Запомни, — наказывал посланцу Скопин, — как только выскочит всадник на белом коне, одетый во все красное и с красным прапором на древке, вы все дружно должны последовать за ним. А Истоме Ивановичу передай, что он и вся его дружина будут приняты и прощены.
— Сотник Пашков хочет захватить и привезти самого Болотникова.
— Если удастся, это будет великолепно, тогда армия вора разбежится.
— Не думаю, что это у него получится, — сказал Ляпунов. — У Болотникова такая охрана, что повяжут самого Истому.
— Ты так думаешь, Прокопий?
— А чего думать, я знаю.
— Тогда не будем рисковать, — сказал Скопин. — Скажи Истоме, пусть переходит со всей дружиной по оговоренному сигналу. А Болотников рано или поздно будет в наших руках.
Смоленская дружина под командой воеводы Полтева прибыла новью.
— Вы готовы выступить ныне же? — спросил его Скопин-Шуйский.
— Часок-другой передышки дадите, и мы будём готовы.
— Светает сейчас поздно, поэтому выступаем в темноте, после третьих петухов. Идем на Коломенское. Смоляне обступают его с полуночи, я с москвичами с полудня, а ты Ляпунов с рязанцами идешь по центру. Захара выпускай при свете дня, когда
— А снаряд есть [42] ? — спросил Полтев.
42
Имеются в виду пушки.
— Есть. Когда окружим Коломенское, тогда и ударим из пушек.
Ожидавшийся дружный ор московских петухов не состоялся по простой причине: они давно были съедены голодающими москвичами. Прокукарекал единственный в монастыре, сохраненный каким-то сердобольным монахом для веселения сердца. Но и этого было довольно, чтобы воинство зашевелилось, задвигалось. Заскрипели по снегу сани, зафыркали кони, забрякало оружие, взматерились ездовые.
Посланные заранее разведчики застали армию на походе, нашли Скопина:
— Князь, Болотников идет на Котлы.
— Ага. Значит, нам навстречу. Тем лучше, встретимся в поле. — Вызвав к себе Полтева, спросил: — Григорий, у тебя есть конные?
— А как же? Есть, конечно.
— Вели им обойти Котлы с востока. Когда начнется бой и воры как следует втянутся в него, вот тогда твои конные и ударят.
— А как они узнают, когда надо?
— Пусть пришлют ко мне вершнего ратника на добром коне. Я его пошлю, когда приспеет час.
Обе армии подошли к Котлам при свете дня. Рассыпавшись по снежному полю, постреливали друг в друга из пищалей, не терпя почти никакого урона от такого огня. Шмелями жужжали пули. Кому-то надо было начинать.
— Прокопий, распочни! — крикнул Скопин Ляпунову. — Пусть уводит их на правое крыло.
Пашков, получив согласие из Москвы принять его вместе с дружиной и даже обещание царя не оставить без награды, попросился у Болотникова вывести рязанцев в первую линию.
Уже ночью, по возвращении посыльного от Скопина, предупредил десятских перед самым выступлением:
— Явится перед нами вершний на белом коне и красном бешмете [43] , с красным прапором [44] , не вздумайте стрелять по нему. А все дружно следуем за ним.
43
Бешмет — простой суконный кафтан.
44
Прапор — стяг, знамя.
— А кто это будет?
— Должно быть, Захар Ляпунов.
— Захарка заведет не то в мед, не то в помет, — пошутил десятник Вилкин.
— Ты, главное, спознай его.
— А кто ж его в Рязани не знает. Первый боец на кулачках, мне вот два резца высадил, паразит.
Истома Пашков не ушел от Болотникова с Ляпуновыми, хотя они и звали его. Отговаривался:
— Нет, братцы, на мне грехов как блох на собаке. Шуйский посадит в воду и прав будет. Вы ступайте, а я пока остерегусь.