Скопин-Шуйский. Похищение престола
Шрифт:
— А где сейчас воевода Мнишек?
— Он в Ярославле с сыном И дочерью.
— И на каких же условиях мы должны соблюсти мир с вами?
— Условия простые, ваше величество, невмешательство в дела России.
— Ну вот опять лыко-мочало, мы ж не вмешиваемся, князь.
— А Лжедмитрия кто вскормил? А Молчанова сейчас кто лелеет?
— Ну с Молчановым мы как-нибудь разберемся.
— Поздновато, ваше величество, он уже наслал на нас Ивана Болотникова, якобы воеводу Дмитрия.
— Вот видите, оба русские, а на поляков валите.
— Мы
— Я этого обещать не могу, князь. Пока мои послы и другие поляки находятся как бы в плену у вас, я не могу запретить моим подданным искать пути освобождения их родственников, томящихся в вашем плену.
— Что же я должен передать моему государю?
— Что хотите, князь, хотя бы и весь наш не очень любезный разговор.
— Может быть, следует послать к нам ваших послов для переговоров с царем, ваше величество, — осторожно высказал пожелание Волконский. — Ведь решение об освобождении поляков принимает государь, не я. А если точнее, то Боярская дума.
— Хорошо, я подумаю над этим.
— Так как мне все же сказать государю, Ваше величество?
— Скажите, пришлю. Скажите, и у меня о мире главная забота. Желаю вам счастливого пути, князь.
На квартире Волконского в нетерпении ждал Андрей Иванов.
— Ну что-нибудь получилось?
— Пря получилась [41] , я ему про Фому, а он мне про Ерему.
— На мир-то согласился?
— На словах вроде не против, а на деле не возбраняет своим подданным воевать против нас.
41
Пря — ссора.
— Ну хоть что-нибудь выговорили у него?
— С зубовным скрежетом согласился прислать посольство для переговоров.
— Когда?
— А черт его знает.
— А подарки взял?
— Взял, наверно, когда они от «сорочек» собольих отказывались.
Однако вечером прибыл от короля его адъютант в гусарском одеянии, небрежно зашвырнул в комнату мешок с «сорочками»:
— То его величеству не требуется.
— Но это подарки от государя, — сказал Волконский. — Кто ж от подарков отказывается?
— Наш король, Панове. Он не может принять их, когда его подданные томятся в Московии.
Увидев огорченное лицо Волконского, адъютант решил хоть как-то утешить его, молвил доверительно:
— Ясновельможный князь, если б он принял эти подарки, завтра бы его враг пан Стадницкий раззвонил по всей Польше, что король продался русским за шкурки соболей. Нельзя ему, ну никак нельзя принять.
— Ну что делать, — вздохнул Волконский. — Нельзя так нельзя. Может, хоть вы для себя возьмете «сорочку»?
— Мне б тоже не следовало бы, — замялся поляк, — все-таки я адъютант короля.
Но в интонации голоса Волконский уловил колебания королевского посланца. Выхватил из
— Возьмите, пан адъютант. Вас-то Стадницкий, надеюсь, не тронет.
— Но мне как-то, — мялся адъютант, смущаясь. — Вроде бы… Разве что из уважения к вам.
— Вот-вот именно из уважения к гостям, — поддержал Волконский, всучивая-таки в потные руки поляка «сорочку».
— Ее б завернуть, — мямлил тот, — а то увидит кто…
— Андрей, заверни пану.
Дьяк завернул «сорочку» в какую-то холстину, даже веревочкой обвязал и, когда осчастливленный адъютант ушел, сказал Волконскому:
— Может, зря вы ему расщедрились, князь.
— Кто его знает, Андрей. Раз он поделился такой тайной о враге короля, чего ж скупиться-то. В другой раз, глядишь, чего и поважнее откроет. А вообще-то худой знак — отказ короля от царского подарка. Это почти оскорбление государя. Да-да, Андрей, кабы войны не было.
— Тогда висеть нам на одной осине, князь.
— Но-но, дьяк, не вешай носа. Королю, дай Бог, со своими стадницкими управиться, авось пронесет.
7. Штурм Коломенского
Положение царя Шуйского с каждым днем ухудшалось, русские города один за другим отпадали от него, присягая Дмитрию. Переход на его сторону рязанцев во главе с братьями Ляпуновыми хотя и спас царя от неминуемой гибели, но почти не изменил положения. Если на людях царь старался держаться уверенно, то наедине с братьями едва не плакал:
— Что делать? Что делать, Митя, ума не приложу. Расползается держава, как гнилое одеяло.
— Надо жестче, жестче с чернью, — советовал Дмитрий.
Ему вторил Иван:
— Ты, брат, шибко со всякими цацкаешься.
— И что удивительно, Прокопий Ляпунов сказывал, что у Болотникова никакого Дмитрия нет, он его выдумал, а города присягают ему. Это как?
— А Смоленск?
— Вот он и верен только, а отчего думаешь? Оттого, что никогда ничего хорошего ни от поляков, ни от литвы не имел. Набеги да грабежи лишь. Оттуда ко мне на помощь идет воевода Григорий Полтев. По пути должен Дорогобуж и Вязьму взять, заставить присягнуть мне. Присовокуплю его к Мише Скопину, пущу на Болотникова.
— Пошто мальчишке главное командование отдаешь? — сказал с упреком Дмитрий Иванович. — Что, нет старее его воевод?
— Тебе, что ли, отдавать?
— А хотя бы и мне.
— Мало тебя били, Митьша. Ты хошь одну рать выиграл? Молчишь? Вот то-то. А Миша, как ни крути, целый полк у Болотникова вырубил.
— Хых, так как он и дурак бы выиграл, налетел внезапно.
— А кто ж тебе так не давал налетать? Нет, братцы, не могу я рисковать. Вор у ворот Москвы, не дай Бог, завтра победит наших ратников и все… Ни мне, ни вам пощады не будет, это уж он в прелестных листках обещает. Пусть Миша с ним копье преломит, раз столь везуч на рати оказался. А ну вдругорядь повезет, а мы будем молиться за него.