Скорость
Шрифт:
Далее шли вопросы, касающиеся конкретной работы машиниста. А в самом конце письма, под фамилиями авторов, крупными буквами было выведено: «Шлем Вам самый сердечный привет и искреннее пожелание не сбавлять энтузиазма».
— С чем и поздравляю, — весело сказала Майя, успевшая прочитать письмо из-за плеча Юрия.
— А брось ты улыбаться, — снова рассердился Юрий. — У нас такой провал с этим собранием, просто подумать невозможно.
Майя протянула руку к его шевелюре, провела пальцами по завиткам. И он, повеселев, опять развернул
Дома он показал письмо отцу, надеясь тем самым смягчить все еще натянутые с ним отношения. Тот, посадив на нос очки, долго разбирал каждую строчку, затем с обычной придирчивостью спросил:
— На огонь, стало быть, дуть начинаете?
— На какой огонь? — не понял Юрий.
— А на тот самый, что соловьям нравится.
Юрий насупился:
— Опять ты, батя, за старое. Ведь пустой разговор. Ненужный.
— Ненужный? — тяжело задышал Александр Никифорович. — А ты понял, про что тебя в письме спрашивают?
— Ну, про что?
Александр Никифорович нервно поводил длинным сухим пальцем по строчкам и, отыскав нужное место, сказал деловито:
— Вот про что: про бережливость!
— Так это ясно.
— Тебе, может, и ясно, а другим нет. Ты вот сбережешь, а другой возьмет и растопчет все твои сбережения.
— Это, конечно, — согласился Юрий и подумал о сегодняшнем случае с Мерцаловым. Случай, правда, к разговору не подходящий, но все же чем-то похожий на то, о чем беспокоился отец. — Так мы ведь стараемся воспитывать всех, — как можно спокойнее сказал Юрий.
— Знаю, что стараетесь, — вздохнул Александр Никифорович. — Дуть на огонь тоже старание…
И вдруг разговор оборвался. У раскрытого окна, возле кустов акаций, где только что порхали воробьи, внезапно выросла фигура Сахарова.
— Привет ветерану! — провозгласил он, торжественно подняв руку. — Рад видеть вас, уважаемый Александр Никифорович, в полном здравии и в мирном общении с собственным сыном!
— Спасибо, спасибо, — отозвался Сазонов-старший и пригласил гостя в дом. Письмо на столе прикрыл на всякий случай книгой. Юрий одобрительно кивнул отцу и хотел уйти в свою комнату. Но Сахаров остановил его:
— Нет, уж посидите, молодой человек, с нами. А то нехорошо вроде получается: слава за вами, а вы от нее…
Юрий не понимал.
— Какая слава? О чем вы говорите, Федор Кузьмич?
— Не знаете! — ухмыльнулся Сахаров и подмигнул Александру Никифоровичу: — Видали такого скромника? Получил письмо, и ни гу-гу.
«Ах, вот в чем дело, — понял, наконец Юрий. — Значит, Майя уже все выдала».
— Ну, что ж, — сказал он откровенно, — получил. Но письмо это личное и хвалиться им совсем не обязательно.
— Э-э, нет! — категорически возразил Сахаров. — Такие разговорчики не годятся. И уж меня-то, как секретаря
— Так вон, читайте, пожалуйста! — сказал Юрий и, взяв из-под книги письмо, передал его Сахарову.
— Эх, дорогие товарищи! — оживленно воскликнул Сахаров. — Да вы не знаете, что это за письмо! — Он хлопнул ладонью по коленке, перевернул страницу, почитал и хлопнул еще раз. — Это же признание! Масштабность! Да такое письмо немедленно в массы нужно.
— Только не в массы, — сказал Юрий.
— А почему? — спросил Сахаров.
Юрий неловко переступил с ноги на ногу и так же неловко ответил:
— Во-первых, мы сегодня собрание сорвали. Потом я же ответ писать должен.
— Правильно, — сказал Сахаров, — пишите ответ. А собрание притягивать сюда незачем. Собрание — одно, письмо — другое.
— Так у меня же с Мерцаловым неприятность вышла. Помните планерку?
— Опять вы свое, — поморщился Сахаров.
В этот момент вышел из-за стола Сазонов-старший. Он посмотрел в лицо гостю, сказал, как всегда, с лукавинкой:
— Опять или не опять, а совесть лучше не ронять.
Тот не понял, переспросил:
— К чему вы это, Александр Никифорович?
— А все к тому же. Письмо писали люди. У них и спросите: можно его передать в другие руки или нет?
— Да что же, они возражать будут?
— Не знаю. Только без разрешения не полагается. Порядок.
— Зря вы так вопрос ставите, — недовольно вздохнул Сахаров и положил письмо обратно на стол. — Я ведь хочу как лучше.
— Не знаю, — покрутил головой Александр Никифорович.
Гость отошел к окну. Юрий посмотрел на его обмякшую фигуру, подумал: «А здорово батя выручил». И только теперь почувствовал, какой душный вечер.
17
Перед Лидой лежала снятая с тепловоза скоростемерная лента. Она была почти как телеграфная, только гораздо шире. По ее мелко разграфленному полю бежали четыре извилистых дорожки.
По виду лента вроде ничем не отличалась от других таких же лент, аккуратно сложенных на краю стола. Но Лида не могла спокойно смотреть на нее. Она уже трижды приступала к расшифровке записанных на ней показаний и всякий раз уходила к окну.
— Вы, наверное, плохо себя чувствуете? — спросила ее Белкина, которая, как и в прежнем помещении, сидела за другим столом, напротив.
— Не знаю, — тихо ответила Лида.
— Тогда идите домой. Не мучайтесь, — сказала Белкина.
Но Лида не могла уйти, не придумав, как быть с этой страшной лентой, где были засняты действия Петра в последнем рейсе. Петр вел поезд, не считаясь с режимными нормами. Там, где нужно было тормозить, он развивал скорость, где требовалось плавное трогание с места, у него обнаруживались толчки и даже осаживание состава.