Слабые люди
Шрифт:
–Нет, стой. Слышишь? Не вздумай выходить из квартиры, ты меня понял?
–Ваши запреты делают только хуже. – внезапно досада на себя сменилась нахлынувшей обидой, возбухающей в горле Сергея,– Я… я позвонил вам, чтобы вы меня поддержали, а не ограничивали, неужели это так трудно понять? Я не какой-то там опасный зверь, я человек и нуждаюсь в помощи– мне тоже бывает трудно! Но, раз вам важно только то, чтобы я сидел на месте и в ус не дул, то не приезжайте, я сам справлюсь!
И положил трубку.
* * *
Где-то на другом конце города в одной из советских многоэтажек старый человек разносил все в пух и прах, проклиная на чем свет стоит "этого долбанутого психа, по которому карцер плачет". Но, враз
"Без глупостей, мальчик, без глупостей!"– мысленно умолял он, словно надеясь на то, что его услышат за километры, вслух же оря: "Да куда ты прешь, собака такая?!"
Откуда в этом городе столько бездомных собак? Что за сволочи это допускают?!
* * *
Ворон был прямо у него на глазах. Та чертова крылатая скотина, что бесцеремонно оторвала его от сна! Сергей уже потирал в предвкушении ладони, ища глазами камень. Этот слишком маленький, вот этот слишком большой и тяжелый. Где же ты, родимый? В левом газоне чуть поодаль лежал белый, порядком поистертый камень размером с человеческое сердце. Ага! Подбежав и схватив его, Роднин направился к птице, возбужденно дрожа. Месть сладка, не так ли? Она пыталась уковылять подальше, видя приближающегося великана. Пыталась взлететь, размахивая сломанным крылом и покаркивая, раз за разом падала навзничь, неуклюже вставая на лапки и пытаясь уйти от смерти. И камень настиг ее. Да! Неумолимая тяжесть приземлилась с максимальной силой мужской руки, размозжив черное тельце всмятку. Лишь крылья да лапки подрагивали и клюв распахнулся в агонии. Он нанес еще удар, раздавив головку. Ноздрей коснулся еле заметный гнилостный аромат.
Обернувшись, Сергей увидел длинноволосого юношу, с изумлением взиравшего на картину расправы. Широко распахнутые глаза резко контрастировали с спокойным лицом и они же твердо уставились прямо на него. Роднин почувствовал неловкость, затем вновь накатывающее чувство опасности. Это… он? Ему казалось, что парень вот-вот достанет из кармана нож и накинется на него– настолько колюч был этот взгляд и подозрительно подрагивала правая ладонь, вроде бы, нет, точно тянется к карману джинсов! Сердце бешено забилось, ярость начала бурлить в крови. Перехватив камень поудобнее, он двинулся на юношу.
А тот лишь качнул головой и с прытью рыси забежал в их общий подъезд.
"Стой, собака!"– рявкнул Сергей и бросился за ним следом, – "Поймаю– зашибу!"
Однако ни на первом этаже, ни на последнем его не оказалось. Люк на крышу, казалось, был надежно задраен. Плюнув на лестницу в досаде, Сергей пнул какую-то дверь и, не дожидаясь возмущенных криков жильца, сбежал вниз. Вновь посмотрев на тушку убитого ворона, покачал головой, понимая, что погорячился. Это же всего лишь птица. Только птица, которая не знает, что нельзя мешать людям спать, стуча в стекла до того, как солнце поднимется над Птичьей улицей.
* * *
Уже через пятнадцать-двадцать минут он стоял перед заветной дверью. Достав запасной ключ из кармана, повернул ключ в скважине и распахнул дверь настежь. По гостиной гулял сквозняк. Его бывшего пациента не было на месте.
–Дьявол бы тебя побрал, чертов идиот! – не выдержав, застонал Сумароков.
Выбегая на лестничную площадку, Виктор наткнулся на юношу, что быстро поднимался вверх, перепрыгивая через три ступени за раз. Едва не сбив его с ног, Виктор успел схватиться за воротник рубашки прежде, чем парнишка покатился с лестницы. Сбивчиво извиняясь, он поинтересовался, видел ли тот своего неадекватного соседа. "Опять на крыше, вероятно. Ее постоянно запирают,
Распахивая люк на крышу, он уже знал, что никого там нет, но все равно поднялся, чтобы проверить наверняка. В первые минуты он просто бестолково метался в разные стороны, порываясь посмотреть там, там и там. Затем плюнул и выглянул со стороны двора. Площадку полностью скрывали аномально высокие и пышущие хвоей деревья, возле машин никого не было. Лишь цепочка старых кошелок медленно патрулировала улицу, иногда присаживаясь передохнуть на скамейке. Ругаясь, Сумароков подошел к люку и дернул за ручку. Заперто! Какого?.. Решив не торопиться, размеренным шагом направился по крыше к следующему корпусу, раскидывая носком ботинок валяющиеся осколки из-под битых бутылок, окидывая с отвращением валяющиеся презервативы и полиэтиленовые пакеты с клеем. Добравшись до второго корпуса, переступил через невысокий, покрытый рубероидом, в свою очередь щедро смазанный гудроном, плинтус, подошел к следующему люку. Открыто! Стараясь не спешить, он начал спуск вниз, каблуками скользя по неестественно скользким ступеням со сбитыми уголками. В какой-то момент одна из ступеней ушла из-под каблука и один из пролетов Виктор преодолел на своем внушительном от природы заду. Скрючившись в позе старика, страдающим болями в спине, и потирая зад, доктор вышел во двор и как мог быстрым шагом обошел по всему периметру. Никого! На площадке носились дети. "Так, детей он особо не любит, так что там его нет. У кого бы спросить?"– и, подбежав к старухам, он спросил их, не видели ли они явно неадекватного лысого мужчину, что проживает в одном из корпусов.
–А то, как же! – проскрипела самая внушительная из них. Сразу видно– глава прайда, – Лысенький такой, щупленький уродец, да?
–Ну, я бы не стал так его называть…– миролюбиво поднял руки Сумароков, но его перебили.
–Да урод он и есть урод! – перебила его вторая бабка и третья поддакнула:
–В мое время таких еще в колыбели душили, чтоб семя свое дрянное не распространяли, а тут, вишь ты, пожалели собаку!
–Так то оно так.– завела свое очередная бабка,– Будь моя воля, уж я б-то его прибила мужниным ружьем, если б этот осел его своему щенку-племяннику не отдал, тьфу черт на его проклятущу башку, имбецила пустопорожнего!
Все тут же начали наперебой поддерживать ее, приговаривая, как сами бы не отказались расправиться с ним.
–За что вы так его ненавидите? – опешил от столь негативной реакции доктор, невольно приходя к мысли, что Сергей явно что-то от него скрывал.
–Да потому что урод он, вот почему! И двери наши ломает, аки сучонок! – горланила в свою очередь самая уродливая старушенция.
"Черт, что же ты тут натворил без меня?!"
–Как это ломает? – Виктор решил не озвучивать свои мысли, – В смысле– выбивает их или что?
–Да замки он ломает, дурья твоя башка! – вышли из себя бабки, – Все время ковыряет в них проволокою своею, никакой управы над ним нет! Уже и полицию вызывали и людей просили с ним поговорить по человечьи, – "Ага, избить то есть, да?"– но ничего не действует, хоть ты, сука, тресни! Отговариваются токмо, мол, не украл ничего и не ломал, так и черт с ним, но только вот как я спать-то должна, когда этот фашист в округе шастает? У-у-у, прибить бы скотину!
–Судя по тому, что вы тут наплели, – не выдержал Сумароков, – так это не его надо прибить, а вас, старых лярв! В моей практике– а я врач, к вашему сведению, – попадались подобные вам. У нас в отделении таких особо буйных было принято называть "перезревший фрукт с молочной изюминкой"! Проблем с вами всегда обнаруживается больше, чем с самым неадекватным пациентом мужского пола– то вам это не так, то сё не так, то жопа болит, то рожа у медсестры неподходящая! А сколько предметов ломаете, когда буяните– и не скажете, что вам всем лет по восемьдесят! Хоть бери и на лопату ставь– траншеи копать! Тьфу на вас.