Слабые люди
Шрифт:
"Что едят вороны?"– пронеслось у него в голове и сам же вслух ответил: "Мясо!"
Филипп пошел домой, открыл холодильник, выудил оттуда пакет с куриными сердцами, взял парочку и направился обратно. Когда он дошел до ворона, то обнаружил, что у того объявились гости. Свора воробьев увлеченно кружила в компании голубей прямо на проезжей части, отыскивая и склевывая непонятно что среди щебня и гравия. Между ними сновали чайки, одна из которых на днях прямо на глазах у Фила растерзала голубя, клювом выгрызая ему грудку. Тем не менее в данный момент они, словно лучшие друзья, сновали между собой, ничуть не таящие обиды друг на друга. Ворон же старался держаться в стороне, не сходя с газона и прячась среди высокой травки. На фоне всех этих белых, синих и коричневых изящных господ во фраках времен 19 века ворон походил на скрюченного хромого старика в ободранном плаще и дырявом цилиндре на макушке, который вполне вписался в какой-нибудь мультик не для детских глаз. Не хватало только черной трости для пущего эффекта.
Подойдя
Удовлетворенный увиденным, Фил ушел со словами: "Добро пожаловать на Птичью улицу."
Сегмент А.
От стука вороньего клюва по растрескавшимся от времени и бесконечных посланий в виде камушков от умственно отсталой детворы голова Сергея раскалывалась точно от ударов молотом по наковальне. Заорав в приступе бешенства, он рысью вылетел из кровати и, схватив первую попавшуюся под руку вещь, сделал выпад что есть мочи в окно. Раздался звон разбиваемого стекла и старый будильник советского производства влетел прямиком в бочину распоясавшейся птице. Раздалось глухое "Кар-р!!!" и птица исчезла из виду вместе с осколками.
Не прошло и секунды, как Сергей начал заходиться в визгливом смехе. Его руки словно потеряли всякий контроль и самопроизвольно вертелись во всех направлениях. Но тут смех перешел в протяжное "Ох!..", будто бы говоря о внезапном озарении, и псих ринулся к окну и начал истошно кричать, топая ногами:
–Проклятая птица! Из-за тебя я разнес чертово окно, паскудная ты тварь!
Его яростные вопли никого не оставили равнодушным и уже спустя каких-то тридцать секунд он вступил в перепалку с разъяренным соседом с противоположного корпуса. Было бы забавно, если б можно было наблюдать за этим, скажем, с крыши бокового корпуса: оттуда как раз открывался обширный вид на все остальные три корпуса, из противоположных окон которых смешно высунулись два представителя мужского пола с явным переизбытком тестостерона. Отсюда не видно, но к лицу обоих прилил нездоровый багрянец, а под кожей вздувались, грозя вот-вот лопнуть, вены, резко выделяясь на висках, лбах и шеях. Каждый раз, когда их пасти раскрывались, вместе с потоком брани наружу вырывались слюна вперемешку с гнойными выделениями. Наивно потрясая кулаками, они с увлечением занялись повторением "азбуки мата", напоминая двух первоклассников-неадекватов.
На поднятую ими перепалку к окнам начали подходить люди. В нескольких квартирах начали наперебой лаять собаки, где-то парочка алкоголиков выглянули из окна и начали улюлюкать. Слушая, как один из них выдает овце-подобным голоском "Красава, слышь!", невольно начинаешь ждать рвотные позывы с мыслью: "Вот с какими людьми приходится сосуществовать бок о бок."
Но вскоре спор был прекращен и бывшие противники-ораторы желают друг-другу здравия и засовывают свои туши обратно в оконные проемы, после чего идут промочить охрипшую глотку.
Только в этот момент Сергей понимает, что его ладони испещрены ранками и, слизывая кровь с пальцев, он направляется в уборную. Совмещенная с ванной комнатой, она беспощадно напоминала ему о голодных годах в… Тряхнув головой, Сергей отогнал воспоминания, повернул ржавые ручки крана и сунул руки под струю прохладной воды. В этот момент он смотрел на себя в зеркало и странно щерился. В тусклом свете затянутой в двухмиллиметровый слой пыли лампы его белая с неестественным синеватым оттенком кожа приобретала цвет меди. Он был слишком худым даже по меркам своей комплекции. Лысая макушка блестела, будто намасленная. Кожа была натянута в районе ребер, челюстей и скул. Потерявшие цвет глаза запали внутрь черепа, а длинные тонкие губы были настолько сухие, что от легонького движения трескались. Довершал эту не сказать чтобы приятную для глаз картину большой, сломанный в трех местах, а оттого еще более уродливый нос. Но даже он мерк после того, как губы приоткрывались, являя миру два кривых ряда желто-коричневых зубов. И все бы ничего, если бы эти зубы не выглядели как живая иллюстрация зубов пираньи. Люди, едва завидев их, начинали заикаться и бегать глазами то ли в поисках помощи, то ли убежища. Только Виктор Сумароков– его лечащий психиатр– мог спокойно реагировать на сие зрелище. Но он приходил очень редко, потому Сергей по большей части был вынужден прозябать в попытках наладить свою жизнь и связь с людьми, что было далеко не простой задачей.
Оказывается, миром правят Стандарты и Стереотипы. Под первые
Сергей часто замыкался в себе, зацикливался на своих внутренних ощущениях и обрывках мыслей, полностью игнорируя явления внешние. Причиной тому было то, что в детстве он с завидной частотой выступал в роли груши для битья для мальчишек посильнее. Маленький, щуплый, уродливый, похожий на крысеныша, он быстро снискал "популярность" у сверстников, которая проявлялась в избиении прутьями после школы и закидывании камушками "на прощание". Родителям его было на него плевать. Мать советовала, цитируя какую-то книжку по "воспитанию детей мужского пола", игнорировать и не лезть в драку, отец называл тряпкой и рохлей и, отвесив затрещину, вновь возвращался к разговору на повышенных тонах по телефону. Учителя смотрели на то, как его изводили, сквозь пальцы– не в их интересах было вмешиваться в детские разборки, рискуя своей зарплатой, а, может, и местом в школе. Но были моменты, когда они словно специально подзуживали, унижали его перед всем классом, тем самым вызывая бурю положительных эмоций у учеников. А маленькому неудачнику приходилось лишь сдерживать слезы и потребность в друге. Выхода лучше, кроме как залезть в воображаемый кокон, у него не было. Однако коконы всегда ломаются, а скопленный багаж, прошедший фатальную метаморфозу, вырывается наружу.
Однажды, где-то в классе эдак в шестом… вроде бы, не помню… В общем, в шестом классе однокашники решили устроить очередную темную. Выловив после школы несчастного крысеныша, они схватили его, натянули на голову мешок для сменки и потащили в лес. Собрался весь класс, пришли даже ребята с параллельных классов– посмотреть на шоу. У одной из девочек отец был служителем закона и, пока добрый папочка не видел, она стащила у него наручники, которыми он заковывал ее мать во время счастливых ночных игрищ. Этими самыми браслетами бедолагу пристегнули к стволу дерева и, потешаясь над прелестью розового пуха, начали показательное выступление. У них уже были заготовлены ведра с помидорами, старые добрые хлесткие прутья и несколько ребят даже принесли перочинные ножики. Кто-то даже принес Библию. Начало издевательств очень было похоже на сцену с Квазимодо из дешевенького фильма по роману Виктора Гюго, разве что не было позорного колеса, на котором героя фильма раскручивали во время общественного буйства. Зато крутился сам Сергей, когда пытался спрятаться от летящих снарядов за деревом, ревя от боли в сдираемой на сгибах локтя коже. Нормальные люди давно бы отвязали его и попытались успокоить, но здесь же дети… Дети, а не люди. Им было весело и это было главное. Едва закончились помидоры, так с него содрали уделанное в красном соку тряпье, что именовалось "пиджаком" да "рубахой" и дали всем и каждому отхлестать его, как непослушное дите. И нет бы– отвязать его да оставить в покое, но маленькие герои решили идти до конца. Будь проклят тот, кто придумал и ввел в мир понятие "пытка каленым железом"! Едва раскаленная над зажигалкой сталь коснулась исполосованной спины, как Сергей издал такой вопль, какой не издавал еще никогда. Он пытался выбраться, вырваться из наручников, но тщетно. И тогда он выгнул, как только мог, левую руку и отгрыз мизинец.
Когда полиция прибыла на место, нашла одного рыдающего мальчика с отгрызенным носом и верхней губой. Остальные ребята успели убежать. А самого Сергея поймали лишь спустя две долгих ледяных ночи. Он прятался в разрушенной хижине в лесу неподалеку от города– когда его нашли, состояние мальчика было весьма плачевным. Ни на кого не реагируя, он просто сидел на обломках лицом к стене и никакого сопротивления не оказал. В таком состоянии он прибыл в больницу, где проходил около месяца курс реабилитации, упорно отказываясь говорить с детским психологом. Но вместо выписки его ждало нечто другое. Врач направил мальчика в клинику к некоему доктору, что мог помочь пройти терапию и разобраться в собственных проблемах, но этот человек ничем не смог ему помочь. Спустя какое-то время Сергей познакомился с Виктором.
Шли годы и постепенно, медленными шажками, он приходил в себя. Он не помнил ничего из произошедшего. Однако его приход в осознанное состояние не прошел гладко: он стал сильно подвержен приступам гнева, происходивших из не отпускавшей его паранойи. С раннего детства не знавший чувства безопасности, он запечатлел образ опасности как любого человека в поле его зрения, проецируя свой страх на любой косой взгляд или мимолетную улыбку, даже если улыбавшийся не смотрел на него, и любой контакт с санитаром или другим больным мог привести его в состояние неудержимой злости. Сергей неизменно приходил в буйство, целиком отдавшись мысли: «Лучшая защита– нападение!», пытаясь запугать потенциальную угрозу так, чтоб у объекта, мнимо или явно источавшего ее, и мысли не возникло как-то ему насолить. Доктор пытался втолковать, что постоянной опасности не существует, ведь Сергей всего-навсего обычный парень, который пугает окружающих его людей, что это он сейчас является тем плохим парнем, но тщетно. Тут некстати пришлись узколокативные провалы в памяти, странным образом привязанные к пальцу– были случаи, когда Сергей забывал, что пальца-то у него нет.