Слабые люди
Шрифт:
Обновить. Пусто.
Он и пошел. Посетил какой-то заткнутый между стриптиз-клубом и гей-баром кинотеатр для извращенцев. Однако, увидев изуродованную рожу с содранной кожей, тут же вышел, стараясь не смотреть на изрядно поднадоевшие улыбочки любителей мастурбировать на оголенные раны. К характерным соседям идти не хотелось, магазины были закрыты. Глядя на тусклые вывески, Проводник стоит на одном месте, чуть дыша. Куда идти?..
Обновить. Пусто.
Лучше сменить одно место на другое, чтобы никто не присматривался, не запомнил его лицо– мало ли что. Люди имеют дурацкую привычку запоминать не то, что следовало
Обновить. Пусто.
Это ничего– находят лишь те, что действительно заинтересованы, а остальные– побоку. Пусть упиваются себе в своих барах, страшась сделать единственный шаг в верном направлении. И без них найдется нужный человек.
Раскинуть руки от третьей плитки от правого нижнего угла, три полуметровых легких шага вперед, отклонить левую руку на двадцать градусов вниз, повернуться всем телом на девять часов, выровняться. Сделать короткий шаг вперед, затем длинный прыжок. Так, теперь в какую сторону? Влево… нет, прямо– еще один шаг, а затем повернуться на два часа. Семь коротких, три часа, один длинный, снова два часа, длинный шаг влево, не поворачивая тулова. Опуститься, мягко вложить пальцы в податливую земляную крошку. Вот она! И никто ничего не видел…
Обновить. Пусто.
Что ж, с этим местом все. Никто не узнает, что он ушел, пока не постучится в номер с криком: "Уборка номера!" К тому времени Проводник будет уже в другом городе, спокойно пересаживаясь на другой автобус, устроившись в самом последнем ряду и с интересом выставляя самому себе ставку на то, сможет ли вытерпеть жар, исходящий от двигателя, до самого конца. Он-то знал, что сможет в любом случае, но решил узнать, возникнет ли внутри потребность, по-настоящему осознанное желание пересесть на другое место. Однако, едва кузов тронулся с места, тут же с усмешкой пересел вперед– не к чему вспоминать эти детские игры с жаром.
Обновить. Пусто.
Даже теперь, в другом городе, Проводнику вовсе не хотелось куда-либо выходить. Непривычное глазам солнце, слишком активно взявшееся за растопку окружающего мира, вовсе не привлекало к тому, чтобы вырядиться в пляжные шорты и пойти поплескаться в местный бассейн, а затем скушать мороженое. Нет, этим пусть занимаются те, кому еще предстоит понять иллюзорность своей жизни, ему же вовсе не обязательно сливаться с ними в толпе, ведь они все скрыты от его глаз, как и он– от их.
Обновить. Пусто.
В помещении темно и прохладно– работает вентилятор, чуть светит экраном один из гостиничных ноутбуков, который предоставляли за дополнительную плату, каждые пять минут выключаясь и включаясь, стоило шевельнуть хотя бы рукой. Не иначе, как веб-камера реагирует. Надобно заклеить… готово. Теперь точно никто не видит. Возле руки лежит буклетик с перечнем услуг: завтрак, обед, ужин и эротический массаж прямо в номер, а также кальян с дрянным табаком или сам хозяин– настолько самонадеян, что внес себя в список услуг, взимая плату за обычный разговор о политике. "Выпивка за ваш счет!" Еще чего, пусть держит карман шире.
Обновить. Пусто.
Да, жизнь порой бывает настолько скучной, если позволить себе целиком и полностью
Обновить. Одно оповещение.
Может, его выгода заключается сразу в трех вариантах, метя в извечную абсолютизацию?
* * *
Он стоит перед небольшим пятиэтажным домом с тремя подъездами. Стены не крашены уже лет пятьдесят, кирпичи потихоньку начинают крошиться по углам. Ржавые потеки между окнами не внушают доверия, а старая обшарпанная дверь, ведущая в подъезд, наводит на мысль, что дом заброшен. Но нет– стекла не побиты, за ними сквозь шторы просвечивают люстры. Иногда виден чей-то сутулый силуэт, при взгляде тут же прикрывающийся тюлем, будто его и за ним не видно.
Вздохнув, Проводник тянет руку и распахивает дверь, входит. Скрипя петлями, словно издыхающая бабка, дверь захлопывается, едва он делает хотя бы шаг. Кромешная тьма. Рука рефлекторно ищет выключатель, но под пальцами лишь щербатая стена, невидимая в темноте с еле различимой границей краски с побелкой. А выключателя нет.
Он боялся темноты, не мог решиться сделать шаг в незримое. Первый шаг всегда самый трудный. Его левая нога медленно поднимается, чуть продавливая вперед почти осязаемую тьму, и опускается на пяту. Человек чувствует в очередной раз, как под подошвой что-то движется, затем впивается в щиколотку, нарушая тишину тихим змеиным шипением. С таким звуком выгодил газ из раструбов внутри газовых камер. Фантомная боль на миг сотрясла тело. Когда правая нога ступила, видение исчезло. Страх отступил.
Сквозь тусклые, немытые столько, сколько он сам не жил, стекла даже не различался дневной свет, оставив первый лестничный подъем все в той же темени. Но с каждым шагом наверх она рассеивалась, становясь сначала дымчато-серой, затем и вовсе рассеявшись к третьему этажу. Впереди четыре двери, между которыми электрический щит и бесчисленные мотки черных шнуров, пришпиленные хомутами и гвоздями к потрескавшейся голубой стене. Дерево старое, в черных пятнах от ожогов и гнильцы. Медные цифры складываются в двухзначный номер.
Трижды постучать.
–Здравствуйте, вы к кому?
Ему открыла дверь бабуля лет семидесяти-восьмидесяти. хотя черт знает, сколько ей лет. Приветственно искривив свое лицо улыбкой, больше похожей на оскал зомби из-за стянувшейся на скулах морщинистой кожи, типичная представительница стариков– сарафан в цветочек, сверху теплый кардиган, на сморщенных жилистых пальцах, сжимавших сложенные очки, большой кошачий глаз, а на еще более отвратительных взору ногах– тапочки в горошек,– чуть отступила назад, приглашая войти.