Слабые люди
Шрифт:
Огонь уже начал распространяться по опавшей листве дальше, устремившись к одному из деревьев, но пара мужчин– соседей из того же дома, – выбежали с ведрами воды, потушив занимавшийся пожар. Затем один из них приблизился, начал кричать на Проводника, не переставая при этом чересчур уж активно жестикулировать. Он смотрел на разошедшегося мужчину, не понимая ни словечка из сказанного– точно регуляторы громкости в приемнике повернулись против часовой стрелки, будто бегунки эквалайзера разбежались по разным концам, сбив стройный бас до состояния едва уловимого ультразвука. Ярко-красное лицо маячило и кривилось перед глазами, а Проводник так и продолжил смотреть, пребывая в прострации, полностью абстрагируясь от окружающего мира на краткий миг, продлившийся достаточно долго, чтоб сосед успокоился и ретировался, не встретив столь желанного сопротивления,
По дороге его чуть не сшибла молодая женщина, резко выбежав из-за угла. Маленькое узенькое плечо, покрытое красным рукавом плаща, ощутимо ткнулось ему в грудь, заставив покачнуться. Не говоря ни слова, она развернулась по инерции вокруг своей оси и побежала дальше, цокая каблуками. Разворачиваясь обратно, он краем уха услышал треск сломанного каблука и короткий вскрик, как раз заметив за углом раскрытую дверь с надписью "Cafe". Никаких приписок, никаких излишеств. Только слово "cafe" и две рядом стоящие цифры. Двадцать четыре. Замечательно!
Ловко юркнув в щель между затворяющейся дверью и косяком, осмотрелся. Типичная кафешка а-ля фильмы эры расцвета кинематографа: изогнутая барная стойка, уставленная стеклянными полочками с пирожным в бумажных обертках и тарелками с недоеденным обедом. Перед стойкой так же стояли табуреты на высоких ножках, практически вплотную придвинутые друг к другу. Пару из них занимали двое грузных представителя стереотипа о рабочем классе– клетчатые рубахи с потертыми локтями, джинсы, старая обувь в бурых пятнах. Венчала стандартную комплекцию пара бейсболок стиля милитари. Когда он вошел, оба мельком окинули его безучастным взглядом, после чего вернулись к поеданию лобстеров. Тут есть лобстеры? Неплохо для дешевой забегаловки.
За барной же стойкой стояла самая типичная представительница подобной профессии– худая, за сорок, с каменно-приветливым лицом, изреженным морщинами, под светлыми, кое-как покрашенными волосами, собранных сзади в тугой пучок. Глаза колючие, недобрые. У такой явно не стоит заказывать кофе. За ее спиной устроились самые характерные для подобного сорта заведений металлические шкафчики и столы-холодильники со стоящими по бокам контейнерами для горячей еды. В белой стене расположилось широкое окно, открывающее обзор в соседнее помещение– кухню. Даже отсюда чуялся жар, а пары и маячащий силуэт коротышки-повара мысленно проводили аллегорию с горящим в аду карликом. Чуть улыбнувшись странно мультяшной картинке в голове, Проводник прошел к сидению напротив и сел. Не мигая, встретив змеиный взгляд, сделал заказ.
Антропоморфная рептилия прищурилась, поджала чешуйчатые губы и, развернувшись с изяществом крокодила, гаркнула неожиданно мощным голосом:
–Третий, заказ! – затем скороговоркой отчеканила заказанное, после чего вновь обратилась к нему, – Кофе?
–Нет.
Губы вновь недовольно сжались.
“Пошипи-ка!”
Пока коротышка метался в воображаемых языках адского пламени, а змея ползла к первым клиентам, вооружившись зубастой ухмылкой, он решил осмотреться по сторонам. Везде одно и то же, что тоже типично: большие окна, обклеенные рекламками с наименованием определенных блюд по пятидесятипроцентной скидке. Одна реклама не вписывалась в общую картину, чем и привлекала внимание слоганом на пол-листа: "Тебе одиноко?" Проигнорировав ее, он обогнул глазами обтянутые кожей диванчики, круглые столы с испорченными временем столешницами, и уставился в музыкальный автомат с пластинками. Еще один представитель умершего прошлого? Интересно, работает ли? Пестрые цветами витрина и кнопки так и притягивали взгляд да намагничивали кончики пальцев. Покопавшись в кармане, Проводник нашел монетку и твердым шагом направился к автомату. Приблизившись, прочел на этикетках названия песен и исполнителей, ни одного не узнав– слишком далек от мира музыки. За всю жизнь ни разу не довелось прослушать хотя бы одну песню целиком. Во всяком случае не помнил подобного. Что, собственно, было в том прошлом из того, о чем стоило вспоминать? Какие увлечения, мысли, желания, мечты? Он покачал головой.
"Ничего."
Палец тотчас же втолкнул в щель монету, в следующую же секунду вдавил клавишу. Раздался треск и механизм заработал– одна из грим-пластинок приземлилась аккурат на диск, игла воткнулась в винил. Запуск. Заиграла легкая ритмичная музыка. Когда он развернулся
"In the year 2525
If man is still alive
If woman can survive
They may find…"
Он обнаружил, что немногочисленные клиенты все как один вперились в него одинаковым взглядом. Никто не шелохнется. Глаза не мигают, словно стараясь прожечь у него дыру во лбу.
"In the year 3535
Ain't gonna need to tell the truth, tell no lie
Everything you think, do and say
Is in the pill you took today!"
Словно решив, что с них хватит, все как один вернулись к своему делу. Помешкав, Проводник примостился на свое сидение и стал покачивать висевшей ступней в такт музыке. На удивление ему было приятно слушать. Пальцы мерно отстукивали под ритм музыки, как вдруг прямо на них с грохотом приземлилась тарелка. Содержимое чуть было не расплескалось, но пара горячих капель таки попала на кисть. Стиснув зубы, он медленно взял ложку и стал есть, пока змеиные глаза буравили подобно сверлу, заставляя предполагаемую точку сосредоточения тихо зудеть. Песня закончилась, пластинка с треском вернулась в свой отсек. Наступила тишина, перебиваемая лишь стуком ложки о стекло. Он ел медленно, не спеша, желая досадить всем, кто находился здесь. Острое ощущение всеобщего недовольства щекотало затылок и холодком спускалось к лопаткам. Левая рука начала потихоньку дрожать и, чтобы унять дрожь, Проводник пару раз сжал кулак, после чего упер в подбородок.
Наконец доев, шепнул: "Спасибо", расплатился.
Снаружи по-прежнему разъезжали автомобили, сновали пешеходы и проносились облака в небе. Неприятные ощущения растворились с дуновением ветерка и он вздохнул полной грудью. Приблизившись к окнам заведения, вновь задержался у флаера. "Тебе одиноко?" Под этим слоганом некрупным шрифтом был написан адрес сайта и краткие инструкции. В месте, где должна стоять печать, был маленький рисунок-скетч– два человеческих силуэта, разделенных стеной, держат телефонные трубки, провода которых соединены между собой. Не зная, зачем, он все же сорвал объявление и сунул в карман, краем глаза успев заметить, как вспыхнули вертикальные зрачки.
* * *
Проводник битых два часа комкал в руке объявление. Розовый лист уже смялся до такой степени, что любое неловкое движение пальцами могло превратить его в клочья. Было тихо, никто не мешал. Бабка куда-то ушла. Полагая, что предмет в руках должен навести на думы, он забыл им предаться, ощущая в голове в голове пустоту, лишь обостренным донельзя слухом улавливая стук сердца, скрип дверных петлиц, птичий галдеж да щелчки невидимой фотокамеры. Не заметив, как просидел так до глубокой ночи, движимый мимолетным желанием, он включил компьютер. Пока диоды на клавиатуре и экран оживали, приблизил лист почти вплотную к лицу, максимально сощурившись, будто пытаясь угадать неразличимый прямому взгляду текст, сокрытый внутри бумаги. Перечитав видимое содержимое в сотый раз, отложил листик и положил пальцы на клавиши.
Заявка оставлена, остается только ждать, что произойдет в итоге, чей голос раздастся в телефоне, какой новостью огорошит или о какой вовсе не важной мелочи сообщит.
Обновить. Пусто.
Серый ноль, замкнутый в черные скобки, упорно не желал загореться красной единицей. Значит, в этом мире никому еще не нужна его помощь настолько, чтобы продвинуться чуть больше того, насколько обычно хватает обывательского терпения. Вариант полной бесполезности неприемлем, отсутствие актуальности невозможно в принципе– не в этом мире! Не с этими людьми. Не в эти времена, когда главные развлечения покидают их безвозвратно, оставляя у разбитого корыта остаточных воспоминаний. Не в этот день, когда реки крови, бурно льющиеся из разверзнувших ран, будоражат их сознания, взывая к низменным инстинктам, пробуждая довольство к чужим страданиям. Не в этот час, когда человеческий крик, раздавшийся за стеной, разделяющей квартиры, наталкивает не к мысли о необходимости помочь, но к совсем иному мгновению, запечатленному на видеозаписи, когда нечеловеческое лицо разевает свою пасть и издает очередной вопль несдерживаемого отчаяния, стремящимся вновь повториться уже в эту минуту в невозможном выверте счастливой случайности. Не в эту секунду, когда смысл жизни вместо выступлений на камеру рыщет по земле в поисках жертв для своей ненасытной тяги к возмездию.