Следователи
Шрифт:
Каждого из них я попросил рассказать одну историю из практики следователя.
Вот и всё вместо предисловия.
Красные «Жигули» в зеленом лесу
Анатолий Александрович Ковалев живет в городе Дзержинске Горьковской области. Работает следователем по особо важным делам городской прокуратуры.
— У нас небольшой городок, — сказал он мне, — поэтому вряд ли дела,
Я возразил Анатолию Александровичу, что людей, где бы они ни жили, волнует, в принципе, одно и то же. Он согласился. Я включил диктофон:
...Весной прокурор вызвал меня и дал небольшой том со всякими хлипкими, как у нас говорят, материалами. Вот что я узнал.
Работники ОБХСС задержали Лапшина — заведующего мебельным магазином № 4 нашего горпромторга прямо на месте преступления: он сам привез на квартиру мебельную стенку, выгрузил и за доставку взял с покупателей деньги. Надо сказать, эти стенки не финские или еще какие-нибудь, а наши, сделанные в Горьком. Но гоняются за ними... Почему? Во-первых, они стоят шестьсот пятьдесят рублей, недорого. А во-вторых, и это главное, они красивые. Поэтому достать их нелегко, а вернее, почти невозможно. Знакомясь с материалами, я понял, почему никогда не видел эти стенки в магазине. Они попадали к покупателям прямо с фабрики, без завоза в магазин. То есть грубо нарушались правила торговли.
У Лапшина произвели дома обыск. В старом патефоне нашли три тысячи шестьсот рублей. Он заявил, что это его личные сбережения. Больше в деле ничего не было. Прочитал я внимательно все материалы и понял: с позиции, которую он занял и которую наверняка подсказал ему кто-нибудь из сведущих людей, сбить его трудно. А позиция такова: да, брал с покупателей деньги, но не для себя лично! На транспортные расходы! «Судите сами, — объяснял он, — с автомобилями в торговле проблема. Вот и приходилось ловить «левых» шоферов, уговаривать их привезти товар из Горького в Дзержинск, а бесплатно это делается только в детских сказках». Деньги же, которые брал с покупателей, он якобы тут же передавал шоферам за доставку, сам оставаясь во всех отношениях «чистым». Что это были за шоферы — не знает. Так, любой, кого удавалось уговорить.
Читал я эти его объяснения и думал: ведь нет в магазине стенок и не бывает, хотя, по накладным, за год привезли двести сорок штук. И что бы ни говорил Лапшин, я знал, как и все в городе, что симпатичные горьковские стенки в Дзержинске достают только по знакомству.
Вообще подобные преступления, на мой взгляд, очень опасны. Люди теряют веру... Многим начинает казаться, что так и должно быть — без «левых» денег ни шагу. И зачем с этим бороться, раз все к такому положению уже привыкли? Я решил доказать: бороться и можно, и нужно!
С чего начать? С шоферов, конечно. Но где их сейчас найдешь? «Левые» они и есть «левые». Поднял журналы выезда из города всех автомобилей. Несколько недель корпел над ними вместе с двумя своими помощниками. Выписал все автомобили, способные перевозить мебель. И с этим списком начал ходить по автобазам. С одним поговорю («Возил?» — «Нет»), со вторым, с третьим. Наконец удача, за ней вторая, третья. Оказалось, Лапшин брал машины у своих знакомых. Например, у начальника автотранспортного цеха. При этом в путевом листе, например, значится, что машина весь день находилась на заводе, а беру накладную — там сказано: использовалась Лапшиным. Так привыкли к разночтениям, что даже сверить не потрудились два документа.
В
И начались долгие беседы с покупателями. Что же я услышал? Как ни удивительно, почти никто не признался, что давал Лапшину взятку. «О чем вы говорите? — возмущались. — Какая взятка? Я просто отблагодарил за услугу». Хорошо, соглашался я, не будем о взятках. Меня интересует сумма «благодарности». Сколько? Пятьдесят? Семьдесят? Девяносто рублей?
Узнавал суммы, узнавал людей, которые эти суммы вручали заведующему магазином. Дело-то все было в том, что Лапшин не ловил покупателей на улице, как какой-нибудь алкоголик, подрабатывающий грузчиком в мебельном магазине: «Диванчик не требуется?» Он знал, кого обслуживает. Все это были так называемые блатные: друзья, знакомые, знакомые знакомых...
Когда начались наши с ним долгие беседы, он упорно доказывал:
— Между прочим, система торговли «фабрика — покупатель», минуя магазин, которую я изобрел, самая прогрессивная, за ней будущее.
Я же ему отвечал:
— Возможно, что за системой, которую вы «изобрели», будущее. Я, допустим, был бы рад, если бы ту же стенку привезли мне домой — ни забот ни хлопот. И с удовольствием отдал бы деньги на транспортные расходы. Но не вам, Николай, а государству, так как мне не хочется, чтобы на мне наживались именно вы. Это первое. А второе, и самое главное: системой, которую вы «изобрели», могли воспользоваться только избранные, то есть ваш круг людей.
Вот такими примерно словами объяснял я Лапшину, почему я его принципиальный противник, а не просто следователь, выполняющий положенную по должности работу.
Мне лично совсем не нравится эта система «кругового знакомства». Порочность ее в том, что она не для всех. Лапшин им — стенку, они ему — финскую колбасу из-под полы. Они ему — машину для транспортировки мебели, а он им — какой-нибудь дефицит, который достал даже не сам, а один из тех, кому он доставал стенку. И так далее. Но хуже всего, конечно, даже не то, что Лапшин — человек, заведомо испорченный жаждой наживы. Хуже всего, что существует целая система определенных отношений, в которую он попал. То ему звонят из горпромторга и настоятельно советуют привезти стенку тому-то и тому-то, то недвусмысленно намекают на фабрике, в отделе сбыта, что без дефицитного «подарка» может не приезжать. Он и решил: поможет другим — и ему помогут. Он уверился в том, что система этих отношений незыблема. А она как болото: засасывает целиком.
Вы заметили, что я назвал его по имени? Лапшин — молодой человек, 1953 года рождения, студент-заочник Института советской торговли. Нормальный рос человек, но... Больше всего ему хотелось быть таким же, как «другие». У него дома на письменном столе под стеклом я увидел фотографию: красные «Жигули» на фоне зеленого леса. Такие фотографии обычно собирают мальчишки и развешивают их по стенам. Я увидел — и почти все в нем сразу понял. Эти «Жигули» — мечта его. Символ «красивой жизни».
Суд приговорил Лапшина к десяти годам лишения свободы. И только уже на суде он впервые произнес слово, которого так избегал на следствии: не «вознаграждение», не «комиссионные», не «транспортные расходы». Единственно верное слово — «взятка».