Следователи

Гусев Валерий Борисович

Взгляды Мухиной и следователя скрестились.

— Облсовет ДСО... — обронил Кислинский.

— Не знаю и знать ничего не хочу! — Мухина резко откинулась на спинку стула, уставилась в окно.

Кислинский ждал. Ничего, кроме глухой стены, Мухина видеть в окне не могла. Пока она молчала, следователь выписал постановление на обыск по месту работы и по месту жительства.

— Скажите-ка свой адресок, Светлана.

— Космонавтов, 17, квартира 42. В гости вас не приглашаю, не взыщите.

— В гости к вам я и не собираюсь — по делам придется наведаться. Вот

постановления на обыск...

— Так что там у вас по этому ДСО есть?

— Вот теперь по-деловому поговорим, Светлана. Есть у нас потерпевший, опознает он вас несомненно — такое сильное впечатление вы на него произвели. Есть у нас Ш. Зачем же вы, кстати, так обошлись с серьезным, уважаемым человеком? Есть еще кое-кто и кое-что...

— Ладно, это я беру. А больше за мной ничего нет, — процедила Мухина. — Ох, и лопух же он, этот ваш Гогуа, такого наколоть сам бог велел. Мне писать, или вы сами напишете?

— Плохо на вас колония повлияла: жаргон появился. Вот бланки протокола, пишите, — Кислинский вызвал милиционера: — Посидите с Мухиной. Когда она закончит, позвоните по этому телефону.

«Что у них есть, кроме того грузина? — думала Мухина. — Витька-таксист... Он еще на шоссе прокис, как увидел гаишника. А сам вроде бы и на мужика похож... Ну, с Витькой просто: я его не знаю, он меня с кем-то путает. Так. Дальше. Деньги, которые в сумке лежали... А может, попробовать найти с Кислинским общий язык? Все-таки семь тысяч... Нет, еще дороже обойдется. Он же не изменился, зануда... Так, деньги либо я сама у кого-то попросила в долг (у кого?), либо мне долг вернули (кто?).

Она подписала каждую страницу протокола. Возвратившийся Кислинский это оценил:

— Все-то вы помните, Светлана, как и что надо делать. Вспомните, пожалуйста, и о других ваших заслугах.

— За мной больше ничего нет, — четко сказала Мухина, жестом прервав пытавшегося что-то уточнить следователя. — Таксист меня с кем-то путает. Я часто в лесу гуляю, люблю, знаете, на природе бывать, — продолжала она уверенно. — Деньги, которые были у меня с собой, я взяла в долг у старого знакомого, отставного полковника Черновалова Петра Акимовича, три недели назад. Машину не удалось купить, я приготовила деньги к возврату, а Петр Акимович возьми и скоропостижно скончайся. Вот и в газете есть извещение о его смерти, — Мухина указала на газету, лежавшую на столе.

Кислинский внимательно прочитал траурное извещение, в котором не было обычной концовки — «выражают соболезнование родным и близким покойного».

— Здорово это вы, Светлана, придумали. Лихо! — он засмеялся. — А ну как я предъявлю вам фотографии трех полковников? Опознаете ли вы своего друга Черновалова?

— Опознаю, Иван Иванович, не сомневайтесь. Черновалов у нас в торге с воспоминаниями выступал.

— Да-а-а, раунд в вашу пользу, — Кислинский даже пальцами прищелкнул. — На ходу подметки рвете, Светлана, ловко! — и внезапно спросил безразличным тоном:

— А Петров Эн Эм — кто таков?

— Петров? Да еще Эн Эм? — медленно повторила Мухина, а про себя крепко выругалась: как могла она забыть про расписку?! — Не помню

я Петрова, Иван Иванович. Фамилия уж очень распространенная — Иванов, Петров, Сидоров...

— Не помните? — лицо Кислинского приобрело обычное задумчивое выражение. — Найдем мы его. И таксист опознает. И почерковедческую экспертизу проведем.

— Вот тогда и будем разговаривать! — разозлилась Мухина. — А сейчас устала я. Отправляй, гражданин следователь, в камеру.

Для обыска на квартире Мухиной Кислинский специально выбрал такое время, чтобы дочерей ее дома не было. Пять лет назад, когда он впервые арестовывал Мухину, старшая дочь училась в десятом классе, младшая — в восьмом. Муж Мухиной, Георгий Григорьевич, был буквально раздавлен случившимся: оказывается, он понятия не имел о двойной жизни супруги. По ходу следствия не возникло оснований сомневаться в его искренности. Закончив дело, Кислинский вспоминал Георгия Григорьевича с сочувствием: остался мужик с двумя школьницами на руках. Жена отправилась в места отдаленные на три года, а ему дочерей поднимать. В общем, жизнь его сложилась так, что не позавидуешь. В школе, например, на родительском собрании каково сидеть было — ведь все знали, куда мать девочек подевалась.

После обыска Георгий Григорьевич сказал Кислинскому:

— Я на нее теперь уж вовсе махнул рукой, — в его голосе слышалось какое-то мертвое равнодушие, будто выгорело в нем что-то дотла. — Числимся мы мужем и женой только на бумаге, а так у каждого из нас — у Светланы, у меня, у дочерей — своя жизнь. Не квартира, не дом у нас — форменное общежитие. Когда вместе обедали — не помню уже. Почему не разводился? Да ведь девчонок без матери — какой ни на есть — оставлять не хотелось, а потом... — он скривился и замолчал.

Позже Кислинский беседовал с дочерьми Мухиной. Выяснилось, что о ее последних мошеннических делах и связях они, как и их отец, ничего не знали.

Обыск, на первый взгляд, мало что дал. Денег во всяком случае — «хоть бы рубль рваный» — именно так выразился инспектор, участвовавший в обыске вместе с Кислинским.

— А я денег и не жду, — улыбнулся Иван Иванович. — Мухина, дорогой коллега, никак не глупей нас с вами. А вот это уже кое-что, — он постучал пальцем по столу.

На столе лежало несколько конвертов с обратными адресами, разрозненные листки из перекидного календаря, а на них — фамилии и номера телефонов.

Из протокола допроса потерпевшего

Петров Николай Митрофанович, 1924 года рождения, полковник в отставке, участник Великой Отечественной войны, женат, двое совершеннолетних детей, жена домохозяйка, не судим, награжден двумя орденами Боевого Красного Знамени, орденом Отечественной войны второй степени, медалями.

— Я еще в прошлый раз заявил, что никаких дел с Мухиной не имел и расписок не писал. Я вообще ее, можно сказать, не знаю, — не очень стараясь скрыть раздражение, громко, отрывисто говорил Петров. — Не понимаю, зачем я вам опять понадобился?