Следствие ведут дураки
Шрифт:
— В прошлый раз, когда ты высылал меня в Саратов к этому Николаю Сергеевичу Белецкому, оказавшемуся бандюганом, ты делал это нарочно. Чтобы вычеркнуть меня из своей жизни. В Мокроусовске и Саратове у тебя имелись свои темные корыстные интересики, которые я едва на порушил.
— Ну и что ты вспоминаешь об этом? — поморщился Александр Ильич. — Дело прошлое. Тем более что у меня были основания вести себя подобным образом.
— Были?! — рявкнул Ваня. — Значит, были! Ну ладно. Не будем об этом. Может, и были. А вот объясни мне, папа, какие основания были у тебя на этот раз,
Александр Ильич пожал плечами:
— Ловушку во Франции? Иван, ты пьян. Я не понимаю, о чем ты говоришь. Ты что, хочешь обвинить во всех неурядицах и всех этих обильных смертях, что произошли в Париже и в Сен-Дени, — меня, что ли?
— Нет, я просто хочу сказать, что тебе не надо было выдавать Гарпагина за невинного скрягу, огородника, который на старости лет занимается разведением огурцов и помидоров, делает вино собственного изготовления и крысит деньги своим отпрыскам, — быстро и ни разу не запнувшись, выговорил Иван Саныч. — Я вот только сейчас и подумал: а откуда у огородника капитал в сто сорок миллионов? Это же почти двадцать пять миллионов баксов! Откуда у него эти деньги, а, папа? Наверно, с продаж помидоров с экологически чистый магазин «Фошон»? А?
— Я не понимаю, что ты хочешь сказать, — выговорил Александр Ильич, однако же заметно смущенный напористыми словами сына.
— А хочу я сказать только то, что мой милейший дядюшка Степан Семеныч Гарпагин — не только мерзкий скряга, но еще и бывший сотрудник отдела внешней разведки КГБ, позднее работавший на французские спецслужбы. Вот откуда у него деньги!
Неожиданно Астахов-старший рассмеялся:
— Ах, вот оно что! Ну так это я легко вам объясню.
— Да уж чаво уж, — пробурчал Осип. — Валяй, объясняй, не стесняйсси.
— Степан Семеныч в самом деле — бывший полковник КГБ. Он в самом деле эмигрировал не по соображениям диссиденства, а просто потому, что с возвращением в Союз его расстреляли бы. Он работал на французскую разведку, да. Но я-то думал, что это факты давно минувших дней, что он, образно говоря, давно сдал их в архив! Что он закончил эти шпионские штучки много лет назад, после того как удачно женился и завел семью во Франции. Так нет же… старый лис, оказывается, до сих пор стоит на прежнем! Черрт… теперь я понимаю, почему он всполошился, когда я сказал, будто вы экс-следователи Генпрокуратуры! Старая шуточка, вами же и придуманная, но кто знал, что она так подействует!
— Угу-м-м… — отозвался Ваня.
— Да, кстати, а кто вам сказал о Гарпагине такое, а? Жодле, да?
— Ага, он, — буркнул Ваня, — он передает Гарпагину информацию, которую добывает в России по гарпагинским же наводкам. Точнее — передавал, пока драгоценный дядя Степан Семеныч не скопытился. Кстати, что там все-таки было на диске?
— Ах да, на диске, — скороговоркой произнес Астахов, словно желая побыстрее избавиться от того, что он намеревался высказать. — На диске была исчерпывающая информация по разработкам новой противоракетной системы… одним словом, информация, попади она в нужные руки, стоимостью в многие сотни миллионов, а то и миллиарды долларов. В эту сумму укладывается, конечно, не собственно
— А вот не надо! — злобно сказал Ваня. — Мы продали вовсе не секретную информацию, а информацию о секретной информации. Диск же остался у нас, а Жодле напуган и уедет вон из страны не солоно хлебавши, тем более что Магомадов убит как нельзя более кстати. А ты бы, папа, не морализировал тут… чья бы корова, как грится, мычала. Это ведь именно ты продавал ворованное оружие с мокроусовских складов на Северный Кавказ? Ну, не ты, а Останевский, но у тебя была в этом деле своя доля, и доля, я бы сказал, львиная! Так что не надо строить из себя патриота, драгоценный мой родитель!
Он взялся пальцами за виски и продолжал:
— Ну и семейка мне досталась! Папа так и норовит прихлопнуть, родной дядя — шпион и изменник, и сверху всего этого винегрета — наследные миллионы, полученные за продажу государственных секретов. Здорово!! И после этого меня еще будут упрекать, почему это я закидываюсь «коксом» и пью безбожно. Да тут свихнуться недолго!
— Да, это точно, — машинально выговорил Александр Ильич, которого, по всей видимости, впечатлила картина семейного древа с комментариями, нарисованная Астаховым-младшим.
— Ну и что же теперь вы думаете делать, братцы-кролики?
— Вообще-то мы хотели послушать, чаво ты нам скажешь, Сан Ильич, — произнес Моржов. — Тебе, канешна-а, доверять нельзя, вредно енто для здоровья… но если совсем уж не доверять, то енто еще вреднее.
— А что я могу вам сказать? — проговорил Астахов-старший. — В идеале нужно бы поймать этого самого… неуловимого черного человека, которого вы подозреваете во всех этих убийствах.
— И ишшо мы подозреваем, что его зовут Ансельм, — добавил Моржов. — Дохтор технических наук, который, может, тоже с гэбэшниками в свое время водился.
— Так, значит, вы его знаете, этого человека?
— Еще бы. Он нас из Шарля де Голля до Сен-Дени подвозил, — сказал Иван Саныч. — Теперь я так думаю — не случайно. Только не знаю, как насчет того, чтобы его выловить: у нас тут проблем немерено, и я так думаю, что нам с Осипом нужно немедленно уезжать из России. Во-первых — эта заморочка с фотороботами, во-вторых — черт знает, что эти братки Рыбаковские вытворят, что они потребуют за услугу. Они ж еще могут решить, что мы Рыбушкина и сняли. Грохнули то есть. Ведь так и подумают.
Александр Ильич подозрительно покосился на Осипа и Ивана Саныча и проговорил:
— А вы… вы действительно не убивали Рыбушкина?
У Вани на долю секунды зашевелилось сомнение: быть может, напившись самогону, они начисто вырубили свою память и на автопилоте натворили, как говорится, всяко-разно? Ведь мало личто. Но потом секундное затмение прошло, и он уверенно рубанул:
— Действительно — не убивали!
— Да и зачем нам его убивать, если он нам тово… помог, — сказал Осип. — У мене тут была мысля, что Рыбушкина и грохнули туи Карасюки и Гуркины… с них станется. Напилися и по пьяни грохнули.