Следствие ведут дураки

Жмуриков Кондратий

Жодле смешался.

— Кто убил? Как — убили? Кто… вы?

— Да нет, не мы, — сказал Астахов. — Кто-то еще из ваших восторженных доброжелателей. Может, поймают его, может, нет. Только, видно, профессионал работал, если прошел в такой солидный ресторан с оружием.

— Али… убили? Да что же это творится в вашем… в вашем Петербурге?

— Да не лучше, чем у вас в Париже. У вас там, между прочим, тоже мокрухи хватает. Ладно, сейчас разговор не об этом. Мы к вам по делу, милейший господин Жодле, — проговорил Иван Саныч. — Вот мой компаньон, господин Моржов, он же Новоженов,

интересовался, будем ли в целях более подробного дознания использовать паяльники и напильники, которые любят применять в России. Так что, Жодле, колись. После того, как ты нас чуть не изжарил, Жодле, — в голосе Ивана мелькнули металлические дребезжащие нотки, — мы тебя так просто не выпустим! Твой подельничек уже свое получил, уж не знаю от кого, но можно только сказать спасибо этому благодетелю человечества.

Жодле что-то разобранно пробормотал; Осип счел это хорошим предзнаменованием для начала перекрестного допроса и произнес с тяжелой свинцовой интонацией, напустив хрипоты в голос:

— Ну так что, Жодле… ты убил Жака Дюгарри и спер сейф у Гарпагина?

— М-м-м… да вы что, с ума сошли, что ли?!.

— Может, ты скажешь, что и Николя Гарпагина не ты убивал?

— Да как… да, я…

— Ага. Признался.

— Да, я… я слышал, передж самым отъездом я слышал, что его взорвали в «Селекте», но я тут вовсе не при чем. Да. Это правда.

— Ой, не бреши, — деланным басом сказал Иван Саныч, и тут в его голову пришла забавная мысль, — тут тебе не Франция. Мы, между прочим, тебя впоблажку держим, что допрашиваем в этой квартирке, а не где-нибудь на пресс-хате с уголовниками через стенку. Генеральная прокуратура — это тебе не шутка.

Жодле недоуменно посмотрел на него:

— Но ведь… но ведь у меня была информация, что вы вовсе не из Генпрокуратуры. Что это не так. Я сначала тоже думал, что вы оттуда, но потом навел справки, и оказалось, что…

— Не знаю, где ты там наводил справки, но ты ошибся, — грубо перебил его Осип, подхватив древнюю «легенду» о Генпрокуратуре, поднятую Астаховым из небытия, — так что изволь отвечать следственным органам, мусью. Нам уже известно, что на том диске, который ты вез из России…

Осип сам не представлял, что упоминание о диске так подкосит француза, до этого момента державшегося весьма достойно. Жодле «сломался» сразу же. Он заморгал, кашлянул, а потом произнес слабым голосом:

— Я… расскажу. Я все расскажу. Только можно один вопрос?

— Один — можно, — важно прогудел Астахов все тем же выстроенным басом.

— Ира — из ваших?

— А как же иначе? Из наших. Она у нас очень ценный работник, — сказал Астахов и подумал, что вот тут он не покривил душой: Ирина в самом деле была очень ценной работницей по своему профилю, ее цена зависела от толщины кошелька клиента и никогда не опускалась ниже двух тысяч долларов за… впрочем, об этом говорить так же неприлично, как о возрасте женщины. — Из наших.

— Да, она очень тонко сработала, — тихо сказал месье Жодле, — я могу оценить…

— Вот и чудненько. А теперь давай рассказывай — с самого начала.

— С самого начала? — переспросил Жодле и, взглянув на Астахова, задавшего

этот вопрос, подумал, что, верно, самым началом следует считать отосланную в самолете бутылку вина, а потом безобразную сцену в туалете. Если бы кто сказал тогда Эрику Жодле, что будет дальше, он рассмеялся бы тому в лицо.

Но вот теперь ему было не до смеха.

— А что тут говорить? — произнес он. — Я получил этот диск от посредников, которых я не знаю. На посредников выходили из Парижа. И тоже не я. Переговоры вел Магомадов, мое дело было — передать диск куда следует. У нас каждый узко специализирован.

— А куда следует передать информацию?

Жодле поднял брови:

— Позвольте… а вы что, сами не знаете, кому, раз раз его разрабатывать начали? Нет?

— Ты что-то заговариваться стал, братец, — сурово сказал Осип. — Кого это мы разрабатывали? Ты тут енто… не темни. Говори сразу, что и почем.

— Да ради Бога. Я должен был передать этот диск месье Гарпагину.

ГЛАВА ПЯТАЯ. ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ В ПЕТЕРБУРГЕ

Иван Саныч аж привстал с кресла, когда Жодле назвал имя покойного дяди.

— Гарпагину? — наконец выговорил он, подумав, что ему вообще-то не оплагается удивляться, согласно присвоенному статусу. — Вот как.

— Ну да. Я думаю, вам известно, что Гарпагин долгое время работал на КГБ, в отделе внешней разведки, а потом остался во Франции, чтобы работать уже против КГБ.

Ваня с трудом удержался от возгласа изумления: вот тебе и дядюшка-диссидент! Значит, Степан Семенович уехал за границу не из-за идеологических и эстетических несовпадений с советской властью, а совсе по другой причине? Быть того не может, чтобы папаша, Александр Ильич, не знал об этом… Быть того не может!!

Хотя, с другой стороны, тридцать лет назад, когда Степан Семеныч уехал в Париж, Александр Ильич Астахов был совершенно ничтожным персонажем на полотне истории, он ничего не мог и ничего не знал.

Он был кем-то вроде Вани вот сейчас…

Но, с другой стороны, Астахов-старший имел какие-то деловые отношения с Гарпагиным.

Он должен знать.

— А Жак? — спросил Иван, справившись с собой. — У нас были некоторые основания считать, что Жак Дюгарри точно так же…

— Да нет, что вы! — перебил его Жодле. — У Жака просто в голове бы все это не уложилось! Он совершенно искренне полагал, что его хозяин — простой рантье. Он, по-моему, был искренне привязан к месье Гарпагину, и тот, по мере возможностей своей скупой на эмоции, да и на деньги тоже, расчетливой натуры, тоже питал к Жаку некоторую привязанность.

Откровенно говоря, я сам не знаю, в чем выражалась деятельность месье Гарпагина и почему именно ему я должен был передавать всю информацию. Хотя у него большие связи, он несколько раз сводил меня с нужными людьми и, мне кажется, бывал в России несколько раз уже после своей официальной эмиграции во Францию. Разумеется, бывал совершенно по другим документам.

— Он сильно рисковал, если это так, — на автопилоте сказал Иван Саныч, — при Советской власти его ждал бы расстрел, и ничто другое.