Следствие ведут дураки
Шрифт:
Теперь же это была Женщина. Даже несмотря на то, что она была одета в брюки. Но эти синие брюки были атласной парой от Tom Ford par Gucci, атласное синее бюстье — от Marc Jacobs и серьги Bottega Veneta, а холеное бледное лицо с виртуозно наложенной косметикой прикрывала изящная темно-синяя вуалетка. Для Ивана Саныча и особенно для Осипа все эти Гуччи, сеточки, Аньелле, бюстье и прочие Калвины Кляйны были китайской грамотой, но зато перед глазами был итог взаимодействия этих громких имен мировых кутюрье.
— Ну ты даешь, Ирка, — выговорил Иван Саныч, когда Ирина села в машину и на него пахнуло каким-то
— Ы-ы…
— Вот видишь: сперло. — Иван Саныч уже обрел свою обычную язвительную, чуть нервную манеру держать себя. — Этот Жодле со стула сверзится, когда тебя увидит. У него во Франции таких в обиходе не держат.
— Эт-та точна-а, — наконец-то разродился более или менее членораздельной фразой Осип.
Осип и Иван Саныч сидели за столиком в ресторане «Падуя» и смотрели вниз.
Нет, они смотрели вниз не в том смысле, что разглядывали что-то чрезвычайно интересное у себя под ногами или в блюде с аккуратным салатом, чрезвычайно удобным для того, чтобы ткнуться в него физиономией; просто они сидели не в основном зале ресторана, а за так называемыми VIP-столиками на широкой белокаменной балюстраде, обводящей ресторан по периметру. Впрочем, оказалось, что VIP-столиками места на этой балюстраде считались только номинально: ни ценами, ни удобствами они никак не отличались от тех, что располагались четырьмя метрами ниже. Просто, по всей видимости, именно сюда сажали very important гостей, когда они в ресторане наличествовали.
Вот с этой-то виповской балюстрады Осип и Иван Саныч буравили взглядом столик, располагавшийся у дальней стены в уютной просторной нише, заполненной полумраком, как сеточкой, накрытым рассеянной дымкой от нескольких маленьких, по периметру ниши, ламп.
За этим-то столиком в нише сидели Жодле и Али Магомадов. И они сидели уже не одни: атласное бюстье уже светилось рядом с массивным плечом Магомадова, а бокал шампанского в тонких наманикюренных пальчиках уже плавал где-то возле аппетитного Ирининого ротика.
Жодле улыбался и не сводил с нее глаз. Пылкое галльское воображение явно нашептывало ему, что знакомство с русской красавицей явно обещает вылиться в нечто приятное, пьянящее и пикантное, как homard a l`armoricaine. Кстати, это знаменитое блюдо французской кухни, то бишь омар, обжаренный в масле, с луком, помидорами, белым вином и бренди, уже стояло на столе, и попросила заказать его Ирина. Месье Жодле приятно улыбался тонкости вкуса новой знакомой.
— Вот стерва-от, глянь, — восхищенно пробормотал месье Моржов, — как она этих дятлов разводит! Уже четвертую бытылку ентот халдей в жилетке, который тут оффицьянт, им подносит. Туго дело девочка знает-от!!
— Конечно, — сказал Иван Саныч. Он уже успел плотно откушать и недурно выпить и потому находился в довольно приличном настроении: как все люди, склонные к беспричинному паникерству, он точно так же очень быстро и беспричинно уверовал в успех грядущего предприятия, когда увидел, что все пока что идет по плану. — Она вообще у нас актриса, хотя ее и во ВГИК не приняли, а меня приняли. Смотри, как она Жодле улыбается, а? Молодчинка.
— Да той Жодле в
— Баба, жаренная в собственном соку с чесноком, маслом и петрушкой…
— Да сам ты Петрушка-от, — сказал Осип, не переставая ни на мгновение пережевывать что-то и при этом сохранять довольно внятную дикцию. — Есть не мешай, Саныч.
Астахов пристально посмотрел на него и сказал:
— Ты прямо как у Чехова.
— Чаво? Чехова? Енто который про Каштанку и про Муму чаво-то там?…
— Сам ты Муму, — не удержался от ответного критического укола Иван Саныч. — Енто который почти про тебя написал в записных книжках: «Семен Петрович схватил два самых поджаристых блина, икнул от восторга и облил их горячим маслом. Медленно, с расстановкой, обмазал их икрой. Места, куда не попала икра, он облил сметаной. Подумав немного, он положил на блины самый жирный кусок семги, кильку и сардинку, млея и задыхаясь, свернул оба блина в трубку, раскрыл рот…
Но тут его хватил апоплексический удар».
— Это я на вступительном экзамене во ВГИК читал, — добавил Ваня Астахов, — так что до сих пор наизусть помню. Вот так.
— Ничаво читаешь. Аппетитно, аж слюнки текут, — снизошел до похвалы Осип.
Внизу заиграл оркестр. Ресторан выдерживал строгий классический стиль аксессуаров, меню и музыкального сопровождения, так что никаких бешеных светомузык и дансингов, так не способствующих спокойному и непринужденному усвоению пищи, здесь не было. Оркестр подобрался чинный, в костюмах и с блестящим металлом духовых. С микрофоном стоял певец, призванный исполнять заказы почтенной публики. За черным синтезатором «Marshall» сидел черноголовый, похожий на дятла еврей-клавишник, за дирижерским пультом, как милиционер-регулировщик, крутился дирижер, призванный руководить всем этим эклектичным сборищем мьюзик-джентльменов.
— Л-ляпота, — расслабленно сказал Осип. — Но оно все-таки не надо тово… бдительности терять. Ты гляди!.. А, черт, Жодле!
…Жодле поднялся из-за столика и, подав руку Ирине, помог ей встать. Потом наклонился к самому уху Магомадова и начал тому что-то говорить. Франкочеченец слушал не шевелясь.
— Трамбует на жилплощадь, — насмешливо пояснил Иван Саныч, — дескать, не могли бы вы, дорогой Али, задержаться в этом замечательном заведении несколько дольше, чем обычно. Стало быть, надо побеседовать с дамой и обсудить с ней некоторые аспекты творчества современных французских поэтов… Патрис де Латур дю Пэн, Брассенс, Марсенак, все такое. И обсудить непременно в душевной обстановке. При свечах, как говорится.
— Та-ак, нам пора, — проговорил Иван Саныч, — вон они пошли. Ну Ирка, ну молодчинка!..
— Идем, идем. Вот только доем этого цыпленка, — промычал Осип. — И запью вот этим винцом. Вку-сно.
— Да пошел ты!.. Тебе лишь бы утробу нашпиговать хавом. Они уже выходят. Упустим!!
— Не упустим. Главное, ты сам не упусти — в штаны. Нечего им в след дышать. Пусть придут на хату, размякнут, расположатся. Душевно пообщаются. А мы придем и возьмем его тепленьким. Адрес-то известен, мне ж, поди, сказали. Ты же Ирку хорошо проинструктировал?