Следы на песке
Шрифт:
В самые тяжелые моменты Поппи спрашивала себя, что будет, если она умрет? Станет ли кто-то действительно тосковать по ней? Все, с кем она была дружна, теперь далеко, у детей — своя жизнь, Ральф влюбился в другую, а сестры… Она слишком долго была вдали от Англии, чтобы между ними сохранилась какая-то близость. Поппи подумывала о том, чтобы уличить Ральфа в неверности, но потом отказалась от этой мысли. Она уже не была уверена, что он, как раньше, попросит у нее прощения.
Джонни Деллер, канадский летчик, взял в аренду три весельные лодки. Николь
Потом они перекусили и пошли купаться. Николь не взяла купального костюма (в облегающей одежде ее живот выглядел нелепо), поэтому сначала просто ходила по мелководью, но потом поскользнулась и провалилась под воду. Она вынырнула, отплевываясь, и неуклюже поплыла на середину реки. Искупавшись, они расположились на заросшем лютиками лугу. Николь прилегла на траву, положив мокрую голову на грудь Джонни. На жаре ее платье высохло очень быстро. Она чувствовала, как заботливые руки Джонни распутывают ее мокрые волосы. Глаза ее были закрыты, но она знала, что Тьери, сидящий в тени каштана, внимательно наблюдает за ней.
В Комптон-Деверол они вернулись уже поздно вечером; один из голландцев довез Николь на велосипеде. Лаура Кемп уехала ухаживать за сестрой, которая недавно перенесла операцию, но в доме было полно народу: эвакуированных и друзей дома, съехавшихся на уик-энд. Николь наготовила невероятное количество гуляша и отправила голландца в подвал за старыми, покрытыми пылью бутылями вина. После ужина они сыграли в шарады и очень сложную музыкальную игру, которой научил Николь Феликс. Джонни играть отказался, он предпочел бутылку бренди и сигарету, зато Тьери с удовольствием принял участие и выиграл с первого раза. Тьери был очень умен. Потом один из приятелей Николь по Би-би-си предложил сыграть в прятки. Комптон-Деверол, сказал он, где столько темных чуланов и комнатушек, как нельзя лучше подходит для этой игры.
Николь поднялась в одну из спален, завернулась в тяжелую парчовую штору и стояла так в одиночестве, глядя в окно. Скрипнула дверь. Она повернула голову и увидела Тьери.
— Ты не очень-то хорошо спряталась, Николь.
— Глупая игра.
— Умных игр не бывает, — сказал он и закурил сигарету. — Они существуют лишь для того, чтобы помогать глупцам убивать время.
Глядя на его сигарету, Николь пробормотала: «Затемнение», но он продолжал молча курить, и она объяснила:
— А потом, я ненавижу замкнутое пространство.
Тьери стоял у нее за спиной, не касаясь ее, но Николь чувствовала тепло его тела.
— Когда я убегал из Франции в сороковом, — сказал он, — в поезде мне пришлось двое суток прятаться под сиденьем в ящике для багажа.
Николь поежилась.
— Это ужасно.
— Ты замерзла,
Он обнял ее; она прижалась к нему. Потом она почувствовала, как его губы касаются ее шеи. Тьери провел пальцами по выпуклому животу Николь.
— Не надо, — резко сказала она.
Тьери нахмурился.
— Тебе больно?
— Нет. Просто… — Она помолчала, подыскивая подходящие слова: — Просто это напоминает мне о…
— О ребенке?
— Да. А я стараюсь о нем не думать.
Наступило молчание. Потом Тьери спросил:
— Ты ведь не хочешь, чтобы у тебя был ребенок?
Впервые Николь прямо спросили об этом. Все остальные — Дэвид, Лаура, Поппи, Ральф — считали само собой разумеющимся, что она хочет ребенка. Только в голосе Фейт Николь иногда улавливала нотку сомнения. Она постаралась объяснить:
— Мне не нравится, что он во мне. Мне все время кажется, что он меня у себя самой отнимает. Как будто я ему принадлежу.
Тьери мягко сказал:
— Но ведь можно взглянуть на это и по-другому, разве нет? Ребенок принадлежит тебе, Николь.
— Что-то непохоже. — Она со вздохом положила ладонь себе на живот. — Я стараюсь не дать ему меня изменить, но он все равно это сделает, так ведь? Когда он родится, я буду рада, потому что тогда все это кончится.
— Когда он родится, ты его полюбишь, — сказал Тьери. — Все матери любят своих детей, какими бы они ни были уродливыми и какой бы у них ни был мерзкий характер.
— Ты так думаешь? — Николь улыбнулась. — Если от Дэвида он получит характер, а от меня — красоту, то им будут восхищаться все. — Она посмотрела в окно и увидела фары автомобиля, мелькающие среди деревьев. — Еще гости. Придется укладывать их в подвале.
Она вышла из комнаты и направилась вниз. Игра наскучила уже всем; в гостиной надрывались граммофон и пианино. Джонни спал на полу перед камином, а остальные развлекались тем, что запускали бумажные самолетики, стараясь попасть ими в люстру.
Николь услышала, как в замке входной двери поворачивается ключ. В это время кто-то ухватил ее за руку и поволок танцевать. Вновь прибывший вошел в вестибюль; Николь оглянулась посмотреть, кто это.
— Дэвид! — воскликнула она и бросилась к нему.
«Просто несколько друзей приехали на выходные», — объяснила Николь. Потом она заметила, какой он усталый и какое у него бледное лицо. Как он, не говоря ни слова, тяжело опустился в кресло и уронил голову на руки. Она подошла и погладила его по опущенным плечам. Гости один за другим начали тихонько выскальзывать за дверь; захрустел гравий на дорожке у дома. Двое мужчин поставили Джонни на ноги, кто-то выключил граммофон.
— Дэвид, — позвала Николь. — Сейчас они все уйдут, милый.
Он медленно поднял голову и взглянул на нее. Николь прошептала:
— У тебя такой измученный вид…
Глубокие морщины прорезали его лицо, в котором не было ни кровинки. Он выглядел скорее на сорок, чем на тридцать лет.
— Неудачный день, — сказал он и попытался улыбнуться. — Точнее, месяц.
— Где ты был?
Он потер глаза и моргнул.
— Не могу сказать.
— Не в Англии?
Он промолчал, но Николь прочла ответ в его глазах.