Слишком большие, чтобы рухнуть. Инсайдерская история о том, как Уолл-стрит и Вашингтон боролись, чтобы спасти финансовую систему от кризиса и от самих себя

Соркин Эндрю Росс

Поскольку крупнейшим получателем платежей AIG был Goldman Sachs, получивший 12,9 млрд долларов, основной гнев перекинулся на него – по мере распространения теорий о том, что фирма, возможно, тайно воспользовалась связями с Полсоном и казначейством, набитым выходцами из Goldman. В частности, из-за связи Goldman с AIG некоторые предположили, что это стало причиной того, что казначейство – или то, что люди начали называть «правительство Sachs», – избрало для спасения страхового гиганта, а не Lehman. Goldman оспорил, что выиграл от спасения AIG,

утверждая, что долг страховой компании перед ним был «всегда полностью обеспечен и хеджирован». Справедливости ради надо отметить: создается впечатление, что именно так и было, несмотря на сохраняющиеся слухи об обратном. И сумма в 12,9 млрд долларов не совсем корректна. 4,8 млрд были переведены в Goldman в обмен на ценные бумаги, которыми он владел. Это не значит, что Goldman не был заинтересован в спасении AIG, но факты немного сложнее, чем те, что представлены в СМИ.

Новостники цитировали друг друга и пропустили основополагающую новость: сам Полсон имел мало общего со спасением AIG, которое скорее было организовано Гайтнером (и исполнялось, в частности, Дэном Джестером из казначейства). Это часто остается незамеченным, но Гайтнер по самой своей природе является таким же активным переговорщиком, как и Полсон, если не больше, что продемонстрировано в этой книге и в последующей политике Гайтнера в качестве секретаря казначейства.

Тем не менее возникали все новые и все более сложные теории заговора. «Является ли Goldman Злом?»^[750] – вопрошал с обложки New York. Писатель Мэтт Таибби предложил ставшую популярной метафору, описывая Goldman в Rolling Stone как «гигантского кальмара-вампира^[751], сидящего на лице человечества и неустанно высасывающего кровь отовсюду, где пахнет деньгами».

Через несколько месяцев после запуска TARP Goldman сообщил о прибыли в 5,2 млрд долларов^[752] за первое полугодие 2009 года. В июне фирма возвратила 10 млрд TARP, а в июле заплатила 1,1 млрд, чтобы выкупить гарантии, выданные правительству как часть вливания TARP. Для Goldman даже в качестве банковской холдинговой компании это означало возвращение к обычному бизнесу.

Вопрос об успехе Goldman, который можно было задать и в отношении других фирм, заключается в следующем: как должны реагировать регуляторы на продолжающееся принятие риска, который генерирует огромные прибыли, когда правительство и налогоплательщики обеспечивают неявную, если не прямую, гарантию бизнеса? Действительно, во втором квартале 2009 года VaR Goldman, или капитал, подверженный риску в любой день, поднялся до рекордно высокого уровня^[753] в 245 млн. (Годом ранее этот показатель составлял 184 млн.) Операции Goldman до сих пор окупались, но что, если бы он поставил не на тех? Хорошо это или плохо, Goldman, как и другие крупнейшие финансовые учреждения страны, остается слишком большим, чтобы рухнуть.

Можно ли было избежать финансового кризиса? Это вопрос на 1,1 трлн долларов – цена спасения до сего дня.

Ответ на этот вопрос – возможно. Но упреждающий удар, вероятно, должен был быть нанесен задолго до того, как Генри Полсона привели к присяге в качестве министра финансов весной 2006 года. Ростки бедствия взошли годами ранее с такими мерами, как дерегулирование банков в конце 1990-х, толчок к увеличению доли жилья в собственности, который поощрял либеральные нормы ипотеки, исторически низкие процентные ставки, которые создали пузырь ликвидности, а также система компенсации на Уолл-стрит, поощряющая краткосрочные риски. Все это вызвало идеальный шторм.

К тому моменту, когда появились первые признаки кредитного кризиса, было, вероятно, уже слишком

поздно, чтобы предотвратить крах. Массивная коррекция была неизбежна. Тем не менее имеет смысл спросить, могли ли быть приняты какие-то меры даже на этом позднем этапе, чтобы минимизировать ущерб. Хэнк Полсон, в конце концов, предсказывал проблемы на рынках с первых лет работы в администрации Буша. Кроме того, в качестве председателя Федерального резервного банка Нью-Йорка Тим Гайтнер также предупреждал, что в течение многих лет взаимосвязанность мировых финансовых рынков может сделать их более уязвимыми для паники. Должны ли были эти люди сделать большее для подготовки к кризису?

К его чести, Полсон в течение нескольких месяцев открыто говорил о получении правительством полномочий для «свертывания» инвестиционных банков. Однако он никогда не делал такого запроса непосредственно в Конгресс, и, даже если бы он его сделал, сомнительно, что запрос мог бы пройти. Печальная реальность такова, что Вашингтон обычно имеет тенденцию не замечать многого, пока настоящий кризис не грянет.

Это, конечно, вызывает более острый вопрос: раз уж кризис был неизбежен, реакция правительства смягчила или усугубила его?

Стоит отметить, что, если бы правительство стояло в стороне и ничего не делало во время парада финансовых гигантов, подающих заявления о банкротстве, результатом стал бы катаклизм на рынке гораздо хуже того, который действительно имел место. С другой стороны, нельзя отрицать, что федеральные чиновники, в том числе Полсон, Бернанке и Гайтнер, способствовали рыночным потрясениям рядом противоречивых решений. Они предложили защиту для Bear Stearns и гарантировали Fannie Mae и Freddie Mac, но позволили Lehman обанкротиться по главе 11 только для того, чтобы вскоре после этого спасти AIG. В чем закономерность? Какие были правила? Казалось, правил не было, и, когда инвесторы в замешательстве задавались вопросом, будет ли спасена данная конкретная фирма, позволят ей обанкротиться или она будет даже национализирована, – неудивительно, что они начинали паниковать.

Тим Гайтнер признал это в феврале 2009 года, заявив, что «чрезвычайные меры, призванные обеспечить доверие^[754] и уверенность, слишком часто усугубляют общественное беспокойство и неуверенность инвесторов».

Конечно, есть много людей на Уолл-стрит и в других местах, которые по сей день утверждают, что решение правительства позволить Lehman обанкротиться было серьезной ошибкой. «В день, когда Lehman пошел по главе 11, – сказал Алан Блиндер, экономист и бывший вице-председатель Федрезерва, – все и развалилось».

То, что Lehman не был сохранен, было трагедией во всех отношениях – не потому, что фирма заслужила спасение, но из-за ущерба, который в конечном счете ее банкротство нанесло рынку и мировой экономике. Возможно, экономика рухнула бы так или иначе, но банкротство Lehman явно ускорило ее распад.

Ричард Фулд, несомненно, делал ошибки – некоторые из-за лояльности, некоторые из высокомерия, некоторые, возможно, по наивности. Но в отличие от многих персонажей этой драмы, чьим основным мотивом было спасти себя, Фулд, по-видимому, в меньшей степени руководствовался жадностью, чем желанием сохранить фирму, которую любил. Как бывший трейдер, чья карьера была заполнена огромным количеством предсмертных ситуаций и откатов, он по-прежнему был уверен, что сможет пережить и этот кризис.

Несмотря на противоположные заявления, в том, как он подошел к дилемме Lehman, Полсон, похоже, учитывал последствия общественного резонанса по поводу еще одного спасения Уолл-стрит. Один человек, участвовавший в работе правительства в те выходные, разоткровенничавшись, сказал мне: тот факт, что правительство Великобритании сообщило, что столкнется с большими трудностями, чтобы одобрить сделку с Barclays, был «на самом деле странным стечением обстоятельств»: «Нас бы привлекли к ответственности, если бы мы выручили Lehman».