Слишком много клиентов (сборник)

Стаут Рекс

Вульф откинулся назад.

– Я не упомянул о Марии Перес, так как это несущественно в данном случае и потребовало бы пространных объяснений. Кроме того, нет опасности, что к ответственности за ее смерть привлекут невиновного. Полиция разберется с этим рано или поздно, как и с другими нераскрытыми преступлениями. Вы, разумеется, можете предложить изменения. Например, если вы испытываете сожаление или раскаяние и хотите заявить об этом, то я не возражаю. – Он поднял листок и помахал им в воздухе. – Само собой, в таком виде, отпечатанный на моей машинке, документ никуда не годится. Заявление такого рода должно быть написано собственноручно, так что я предлагаю вам переписать его от

руки на листе белой бумаги и поставить под ним свою подпись и дату. Здесь и сейчас. А также написать от руки на конверте мой адрес и приклеить почтовую марку. Мистер Пензер опустит конверт в почтовый ящик неподалеку от вашего дома. Когда он позвонит мне и скажет, что письмо опущено, вы будете свободны и сможете делать что сочтете нужным. – Он обратился ко мне: – Есть шанс, что письмо доставят сегодня, Арчи?

– Нет, сэр. Только завтра утром.

Вульф повернулся к Эйкену:

– Разумеется, я не стану долго тянуть с обращением в полицию. Сделаю это, скажем, около десяти утра. – Он наклонил голову. – Выгода, извлекаемая мною из предлагаемой вам договоренности, очевидна: я получаю вознаграждение от корпорации. Но и ваш выигрыш не менее очевиден. Этот выход гораздо лучше единственной имеющейся у вас альтернативы: немедленного ареста; заключения в тюрьму; предъявления официального обвинения в убийстве, даже в двух убийствах; обнародования информации о комнате и стараниях, ваших и директоров компании, его предотвратить; тягот судебного процесса и весьма вероятного смертного приговора. Даже если вам сохранят жизнь, оставшиеся годы – в вашем-то возрасте – будут незавидны. Я просто…

– Замолчите! – оборвал его Эйкен.

Вульф умолк. Я удивленно поднял брови. Неужели даже сейчас, припертый к стене, президент осмеливается думать, что сможет выкрутиться? Я взглянул ему в лицо, и мне все стало ясно. Нет, это не наглость, происходящая от слепой веры в свою безнаказанность. У него просто сдали нервы.

Надо отдать ему должное, он не пытался вилять или бить на жалость. Не тянул резину, не старался выторговать день или хотя бы час. Эйкен вообще не разговаривал – просто протянул руку ладонью вверх. Я подошел и передал ему документ, потом положил перед ним чистый лист и конверт. Ручка у него была, он достал ее из кармана. Твердой рукой он придвинул к себе лист, но она слегка дрогнула, когда он приблизил перо к бумаге. Секунд десять он сидел неподвижно, словно окаменев, потом сделал еще одну попытку и понял, что рука слушается.

Вульф взглянул на Джулию Макги и произнес таким же ледяным голосом, каким до того говорила она:

– Вы больше не нужны. Идите.

Она хотела что-то сказать, но он оборвал ее:

– Нет. Мои глаза привыкли к уродству, но вы оскорбляете мой взгляд. Убирайтесь. Быстро!

Она встала и вышла. Эйкен механически писал, согнувшись и закусив губу. Наверно, он не слышал этих слов Вульфа. Возможно, вообще не заметил ее ухода. Я бы на его месте точно не заметил.

Глава семнадцатая

В 9.04 утра в субботу я позвонил по внутреннему телефону в оранжерею, и когда Вульф взял трубку, сообщил:

– Оно пришло. Я вскрыл. Звонить Кремеру?

– Нет. Есть какие-нибудь новости?

– Никаких.

В 9.52 утра я снова побеспокоил босса:

– Только что звонил Лон Коэн. Около часа назад прислуга Бенедикта Эйкена обнаружила его тело на полу в ванной. Он выстрелил себе в рот. Пистолет лежал тут же, на полу. Пока больше никаких подробностей. Звонить Кремеру?

– Да. В одиннадцать часов.

– Конечно. Лон будет признателен, если я позвоню и ему. Есть какая-нибудь причина

этого не делать?

– Нет. Но изложи только самую суть, не дословно!

– Хорошо.

В 11.08 инспектор Кремер, сидевший в красном кожаном кресле, оторвался от бумаги, которую держал в руке, и проворчал:

– Это вы написали.

Вульф, сидевший за своим письменным столом, покачал головой:

– Почерк не мой.

– Чушь. Вы прекрасно поняли, что я имел в виду. Взять хотя бы это словечко – «злодеяние». Да и другие не лучше. Ваш стиль. Вы нарочно это сделали. Хотели дать мне понять, что это вы сочинили. Натянуть мне нос, показать фигу. О, я уверен, экспертиза подтвердит, что это его рука. Не удивлюсь, если он настрочил признание прямо здесь, сидя вот в этом кресле.

– Мистер Кремер. – Вульф протестующим жестом выставил руку ладонью вперед. – Если бы даже я согласился с вашим выводом, все равно возражал бы против истолкования моих намерений. Допустим, я дал вам понять, что составил этот документ, но сделал это, только отдавая должное вашему здравому смыслу и уважая ваши способности. Я хотел всего лишь дать понять, что мне ясно: вас не надуешь.

– Ага, говорите что хотите. – Кремер еще раз посмотрел на бумагу. – Вот тут сказано: «…потому что Ниро Вульф разъяснил мне, что нет никакой надежды скрыть совершенное мною злодеяние». Значит, у вас были доказательства. И веские, черт возьми! Какие?

Вульф кивнул:

– Этот вопрос был неизбежен. Если бы мистер Эйкен остался жив, мне пришлось бы на него ответить. Вам бы потребовались доказательства, и я должен был бы их представить. Но он мертв. Я не адвокат, но проконсультировался с адвокатом. Я не обязан предъявлять доказательства, в которых нет необходимости и которые невозможно использовать в интересах общества.

– В интересах общества установить, где и когда было совершено убийство.

– Нет, сэр. Это в интересах полиции, а не общества. Занятный пункт. Если захотите развить эту тему, вам придется предъявить мне обвинение, получить ордер на мой арест, добиться, чтобы прокурор возбудил дело, и пусть решают судья и присяжные заседатели. А поскольку мистер Эйкен мертв и имеется его признание, сомневаюсь, что меня признают виновным.

– Я тоже.

Кремер сложил листок, засунул его в конверт, а конверт спрятал в карман.

– Ну и наглец же вы все-таки!

Он встал.

– Ну, ничего, поглядим еще!

И с этими словами инспектор повернулся и вышел.

В 15.47 в кабинете собрались одна женщина и трое мужчин, не считая Вульфа и меня. Джентльмены, рассевшиеся в желтых креслах, состояли в совете директоров корпорации «Континентальные пластики». Дамой, расположившейся в красном кожаном кресле, была миссис Томас Дж. Йигер. Каждый из них держал в руках машинописную копию документа, полученного утром по почте.

Вульф говорил:

– Нет. Я не стану этого делать. В соглашении не прописано и не подразумевается, что я должен давать отчет о частностях. Если бы я изложил вам доказательства, которые предъявил мистеру Эйкену, или рассказал, как добыл их, это ничего бы не дало. Что до исхода, то он был предопределен самой ситуацией, а не мной. Я только подредактировал развязку. Если бы мы предоставили действовать полиции, рано или поздно стражи порядка добралась бы до комнаты. А узнав о ней, они узнали бы и обо всем остальном. И скандальная история с вашим президентом, мистером Эйкеном, обернулась бы не сиюминутной сенсацией, а продолжительной газетной шумихой. Что касается моего гонорара, то не будете ли вы возражать, если я оценю оказанные мною услуги в пятьдесят тысяч долларов?