Слишком поздно
Шрифт:
Наматываю на палец локон волос, и на лице Картера мелькает призрак улыбки. Картер еще некоторое время смотрит на меня, а потом закрывает за собой дверь.
Я же забираюсь на кровать, под одеяло и, обняв Эйсу, утешаю его до тех пор, пока он снова не забывается сном.
Однако, еще не успев задремать, слышу его шепот:
– Даже, блядь, не думай уйти от меня, Слоун.
Глава тридцать шестая
Эйса
Открываю холодильник и вижу, что мне оставили
– Видал, пап? – шепчу в пустоту. – Она, бля, дар божий.
Спагетти ставлю разогреваться в микроволновку, а сам иду к мойке и плещу себе в лицо воды. Чувство, будто спал, сунув башку в унитаз. Черт, судя по тому, как в спальне воняет, так оно, походу, и было.
Облокотившись о стойку, наблюдаю, как в печке кружится тарелка с едой.
Вот интересно, а не убил я его?
Не, вряд ли. Почти сутки прошли с тех пор, как я отмудохал папашу. Помри он, и копы уже примчались бы сюда. А раз выжил, то не станет предъявлять обвинений. Знает, что заслужил.
Микроволновка выключается и пищит.
Достаю из нее спагетти, беру вилку и начинаю есть. Но, не успев даже толком прожевать, бегу за мусорным ведром и дважды блюю в него. Утираю губы, а потом снова набиваю рот хавчиком.
Я свое похмелье перенесу стойко, как настоящий пацан.
Глотаю спагетти вперемешку с желчью.
Держись, Эйса.
Парадная дверь распахивается, и входит Слоун. На часах еще нет трех, так рано она с занятий обычно не возвращается. Меня Слоун то ли не видит, то ли начались те самые дни, когда у нее стервозное настроение, потому что она сразу бежит по лестнице наверх.
Не проходит и минуты, как из спальни доносится грохот. Слоун мечется по комнате, переворачивая все вверх дном. Я задираю голову, глядя в потолок и не понимая, какого хрена творится. Башка так трещит, что подниматься и проверять неохота. Да и не надо: спустя несколько секунд Слоун сама слетает вниз.
Стоит ей обогнуть угол и войти в кухню, как у меня шевелится в штанах. Она злая, как черт, а это охуенно заводит.
Слоун широким шагом приближается. Не успеваю и слова сказать, как она тычет мне пальцем в грудь:
– Где бумаги, Эйса?
Бумаги? Не всосал.
– Ты про че ваще?
Слоун распалилась. Мы стоим почти впритык, она чуть не трется об меня сиськами. А сиськи-то ходят вверх-вниз, в такт ее бурному дыханию.
– Карточка моего брата! Куда она делась, Эйса?
А, эти бумаги…
Я осторожно ставлю тарелку на стойку.
– Не понимаю, о чем ты.
Она делает медленный глубокий вдох и так же медленно выдыхает, а потом разворачивается. Подбоченивается, пытаясь сохранить хладнокровие.
Я знал, что Слоун не обрадуется, узнав о моих махинациях. И все равно не подумал заранее, как стану выкручиваться.
– Два года, – цедит она сквозь зубы и со слезами на глазах оборачивается.
Вот бля, так сильно я ее расстраивать
– Два года я думала, что ты платишь за Стивена. Ты показывал мне бумаги, Эйса. Письма из администрации штата. Корешки чеков. – Она принимается расхаживать взад-вперед. – Соцработник сегодня на меня как на дуру смотрела, когда я спросила, можно ли восстановить пособие. Знаешь, что она ответила, Эйса?
Я пожимаю плечами.
Слоун тоже скрещивает руки на груди и приближается на шаг.
– Она сказала: «Пособие никто не отменял. Частные лица за Стивена не платят».
По ее щекам текут слезы. Впервые с тех пор, как она спустилась на кухню, мне становится слегка неуютно. Походу, я перегнул и заврался. Такой злой я Слоун еще ни разу не видел.
Она меня не бросит.
– Послушай, малыш. – Я подхожу и кладу руки ей на плечи. – Я должен был вернуть тебя, всеми правдами и неправдами. Ты ведь тогда меня бросила. Прости, что расстроил. – Я глажу ее по щекам. – Не злись. Я столько бабок и сил вбухал в это дело. Вот как много ты для меня значишь.
Она отталкивает меня.
– Козлина сраный! – кричит. – Ты подделал официальные документы, лишь бы прикрыть свое вранье, Эйса! Письма от чиновников каждый месяц! Кто их, блядь, пишет?
Слоун понятия не имеет, сколько я забашлял сучаре, который их присылает, а иначе благодарила бы уже сейчас. Нет же, снова тычет в меня пальцем:
– Ты обманом заманил меня в ловушку. Все это время я думала, что у меня нет выхода.
Мне не послышалось? Я сглатываю, еле сдерживая гнев. Делаю шаг ей навстречу.
– Обманом заманил в ловушку?
Она зло смахивает слезы, кивает и, понизив голос, говорит:
– Да, Эйса, ты заманил меня в ловушку. Последние два года я была твоей пленницей, боялась, что брат вернется к непутевой мамаше. Ты ведь знал: если эта угроза пропадет, я тебя, к чертям, брошу!
Она не всерьез. Со зла не соображает, что несет. Она никогда меня не бросила бы. Да, я ей врал. Да, вбухал хуеву тучу бабок в аферу, лишь бы Слоун поверила, будто ее братишку лишили пособия. Но это же так, костыль, временно. Если бы не мой трюк, она все равно приползла бы ко мне на коленях, только позже. Я упростил ей задачу.
– Ты так это видишь? Типа ты здесь в плену? – спрашиваю. – А разве я не дал тебе кров? Еду? Разные ништяки? Не позволил поступить в универ? Не выделил тачку? – Я подхожу и упираюсь руками в стену по бокам от нее. – Не смей стоять тут, в моем доме, и намекать, типа у тебя не было ни хера возможностей выйти в эту дверь.
Отойдя, показываю в сторону гостиной:
– Иди. Если больше меня не любишь, то проваливай!
Слоун не уйдет, не бросит меня, ведь иначе получится, что все эти два года она оставалась со мной исключительно ради бабла. Доила, лишь бы обеспечить своего никчемного братца. А если так, то она шлюха.