Слова сияния
Шрифт:
— Благодаря абсолютному слуху, — проговорил он, — все становится намного проще, чем было когда-то...
Каладин сидел и ждал, в то время как Шут откинулся к стене. И... ничего.
— Удобно? — спросил Каладин.
— Да. Спасибо.
— Ты явился, чтобы порадовать меня музыкой?
— Нет. Ты ее не оценишь.
— Тогда почему ты здесь?
— Мне нравится посещать людей в тюрьме. Я могу сказать им все, что пожелаю, и они ничего не могут с этим поделать.
Шут посмотрел на Каладина и с улыбкой положил пальцы на инструмент.
— Я пришел за историей.
— Какой историей?
— Той,
— Ба! — воскликнул Каладин, ложась на скамейку. — Сегодня у меня нет настроения играть в твои игры, Шут.
Шут извлек ноту из инструмента.
— Все постоянно так говорят, что заранее делает эту фразу избитой. Я в сомнении. Бывает ли хоть кто-то в настроении для моих игр? И если так, то не разрушит ли это цель игры изначально?
Каладин вздохнул, а Шут продолжил извлекать ноты.
— Если сегодня я подыграю, — спросил Каладин, — избавишь ли ты меня от своего присутствия?
— Я уйду, как только история закончится.
— Замечательно. Человека посадили в тюрьму. Он ее возненавидел. Конец.
— А... — протянул Шут. — Так это история о ребенке.
— Нет, она обо... — Каладин замолчал.
«Мне».
— Возможно, стоит поведать тебе детскую историю, — сказал Шут. — Я расскажу одну, чтобы ты настроился на нужный лад. Однажды в солнечный денек в траве резвились кролик и птенчик.
— Птенчик... детеныш птицы? — спросил Каладин. — И кто еще?
— Ах, забылся на мгновение. Прости. Позволь мне сделать ее более подходящей для тебя. Однажды в невыносимо дождливый день кусок мокрой слизи и отвратительное крабовидное существо с семнадцатью лапами крались через камни. Так лучше?
— Полагаю, да. История окончилась?
— Она еще не началась.
Шут неожиданно ударил по струнам и заиграл с яростной решимостью. Вибрирующие, повторяющиеся звуки, наполненные энергией. Нота, пауза и затем семь нот подряд, наполненных, как казалось, исступлением.
Ритм захватил Каладина. Музыка практически сотрясала все помещение.
— Что ты видишь? — требовательно спросил Шут.
— Я...
— Закрой глаза, идиот!
Каладин закрыл глаза.
«Что за глупость».
— Что ты видишь? — повторил Шут.
Шут его разыгрывал. В этом заключалась его сущность. Предположительно, он старший наставник Сигзила. Разве Каладин не заслужил снисхождение за помощь его ученику?
Но в звуках не было ни капли юмора. Ноты казались наполненными силой. Шут добавил еще одну мелодию, дополняющую первую. Как он это сделал? Заиграл другой рукой? Двумя руками сразу? Как один человек с одним инструментом мог создать столько музыки?
Каладин увидел... у себя в голове...
Гонку.
— Эта песня о человеке, который бежит, — проговорил он.
— В солнечный день, в палящий зной вышел в путь человек от восточного моря, — Шут рассказывал точно в ритме своей музыки, монотонный речитатив почти превращался в песню. — Куда он спешил, зачем он бежал, жду от тебя ответа я скоро.
— Он убегает от шторма, — тихо произнес Каладин.
— То был Флит Скороход, чье имя все знают, в легендах и песнях его воспевают. Быстрейший из всех когда-либо живших уверенным шагом по миру скитался. В далеком прошлом, я сам был свидетель, с Чанарач, Герольдом, он состязался. И выиграл гонку, как прежде всегда, но вот пораженья настала
Как удавалось Шуту играть такую музыку с помощью всего лишь двух рук? Несомненно, к игре присоединилась еще одна рука. Может быть, Каладину стоило взглянуть?
Перед своим мысленным взором он видел гонку. Вот Флит, босоногий мужчина. Шут говорил, что его все знают, но Каладин никогда не слышал подобной истории. Тощий, высокий, с длинными волосами до пояса, подвязанными сзади, Флит поднял флажок на берегу, наклонился вперед, приготовившись бежать, ожидая, пока стена шторма с грохотом обрушится, понесется через море в одном направлении с ним. Каладин подскочил, когда Шут с силой ударил по струнам, возвестив о начале гонки.
Флит сорвался с места прямо перед сердитой, жестокой стеной воды, молний и сорванных ветром камней.
Шут не заговорил снова, пока Каладин ему не подсказал.
— Сначала, — проговорил мостовик, — у Флита дела шли хорошо.
— По лугу и скалам наш Флит поспешал! Перепрыгивал камни, под ветви нырял. Ноги его пятном размывались, и лучики солнца в душе распускались. Огромный сверхшторм кружил, бушевал, но прочь от него наш Флит убегал! Он вел эту гонку, а ветер за ним. Докажет ли Флит, что шторм победим? Бежит по земле он уверенно, быстро, остался уже Алеткар позади. Но Флита ждало впереди испытание — горы поднялись на трудном пути. Шторм накатил, шторм заревел — настичь Скорохода шанс углядел. Лезет наш Флит к пикам морозным, по зыбкой тропе, через обрыв. Склоны круты и горы высоки, сможет ли он сохранить свой отрыв?
— Конечно же нет, — сказал Каладин. — Никогда нельзя оставаться впереди долгое время.
— О, нет! Шторм уже наступает на пятки. Флит шеей его холодок ощущал. Крылья мороза, дыхание ночи, глас, камни дробящий, в дожде грохотал.
Каладин смог это ощутить. Ледяная вода, просачивающаяся сквозь одежду. Ветер, хлещущий по коже. Рев, такой громкий, что вскоре он не мог вообще ничего услышать.
Он был там. Он чувствовал.
— Но он добрался до конца, вершины ледяной достиг! Подъем для Флита завершен, он перебрался через пик. Былую прыть Флит приобрел, легко спускаться вниз да вниз. А шторм остался позади, над Флитом солнца диск повис. На запад держит путь герой, его шаги лишь шире. Остались горы позади — теперь наш Флит в Азире.
— Но он слабел, — проговорил Каладин. — Никто не может убежать так далеко и не устать. Даже Флит.
— Но гонка есть гонка, стали ноги как тряпки, ими теперь так тяжко ступать. Флит Скороход с хрипом втягивал воздух, горло в огне, нечем дышать. Приближался конец, шторм побеждал, но потихоньку герой наш бежал.
— Очередные горы, — прошептал Каладин. — Шиновар.
— Последний барьер встает на пути — ужасная тень, от нее не уйти. Вздымается снова земля средь вершин — Туманные горы, хранящие Шин. И сзади оставив и ветер, и шторм, Флит вновь круто вверх начинает подъем.