Слова сияния
Шрифт:
Шаллан почувствовала, что приближается к разгадке. В записях Амарама говорилось главным образом о попытках встретиться с паршенди, расспросить их о Несущих Пустоту и о том, как их вернуть. Однако он упоминал и Уритиру и, похоже, пришел к тем же заключениям, что и Джасна: в древнем Штормпосте мог находиться путь к Уритиру, в котором, в свою очередь, располагались своего рода зал совета для десяти монархов Серебряных королевств и престолы для каждого из них.
Вот почему на картах священный город помещался каждый раз в разное
«Он ищет здесь информацию, — подумала Шаллан. — Так же, как и я. Но он хочет вернуть Несущих Пустоту, а не сражаться с ними. Почему?»
Она держала старинную карту Штормпоста, скопированную с мозаики. Карта была выполнена в художественном стиле и не имела конкретных обозначений таких понятий, как расстояние или местоположение. Пока Шаллан оценивала первое, второе по-настоящему разочаровывало.
«Здесь ли вы? — подумала она. — Тайна равнин, Клятвенные врата? На этом ли возвышении, как думала Джасна?»
— Разрушенные равнины не всегда были разрушены, — прошептала Шаллан сама себе. — Вот что упустили все ученые, кроме Джасны. Штормпост пал во время последнего Опустошения, но оно случилось так давно, что никто не может рассказать, как все произошло. Пожар? Землетрясение? Нет. Нечто более ужасное. Город оказался разбит, как столовая посуда под ударами молота.
— Шаллан, — позвал Узор, придвигаясь к ней. — Я знаю, что ты забыла многое из того, что когда-то произошло. Та ложь привлекла меня. Но ты не можешь так продолжать, ты должна признать правду обо мне. О том, на что я способен и что мы сделали. М-м-м... Больше того, ты должна узнать саму себя. И вспомнить.
Шаллан села, скрестив ноги на чересчур роскошной кровати. Воспоминания пытались выбраться наружу из глубин ее памяти. Те воспоминания всегда приводили к одному — окровавленному ковру. И ковер... Нет.
— Ты хочешь помочь, — продолжил Узор. — Хочешь подготовиться к Вечному Шторму, к необычным спренам. Ты должна стать кем-то другим. Я пришел не просто для того, чтобы учить тебя шалостям со светом.
— Ты пришел, чтобы учиться, — ответила Шаллан, уставившись на карту. — Ты так сказал.
— Я пришел учиться. «Мы» возникло для чего-то большего.
— Ты бы хотел, чтобы я перестала смеяться? — требовательно спросила она, сдерживая внезапно подступившие слезы. — Ты бы хотел, чтобы я стала покалеченной? Вот что могут сделать со мной те воспоминания. Я смогла стать той, кто я есть, потому что запрятала их как можно дальше и забыла о них.
Перед ней сформировался порожденный штормсветом образ, созданный инстинктивно. Ей не понадобилось предварительно рисовать, она знала его слишком хорошо.
Образ ее самой. Шаллан, какой она должна была стать. Свернувшаяся калачиком на кровати, не в силах плакать, потому что слезы давно кончились. Та
Такова настоящая Шаллан. Она знала это так же точно, как свое собственное имя. Та, кем она стала взамен, — ложь, придуманная ради выживания. Чтобы помнить себя ребенком, исследующим свет в саду, узоры на каменной кладке и сны, ставшие реальностью...
...
— М-м-м-м... Такая глубокая ложь, — прошептал Узор. — Действительно глубокая ложь. Но все равно ты должна обрести свои способности. Учись заново, если необходимо.
— Ладно, — ответила Шаллан. — Но если мы делали это раньше, разве ты не можешь просто рассказать мне, в чем суть?
— Моя память слаба. Я так долго находился в оцепенении, был почти мертвым. М-м-м. Не мог говорить.
— Да уж, — ответила Шаллан, вспоминая его вертящимся на земле и бегающим по стене. — Хотя ты был вполне милым.
Она прогнала образ напуганной, съежившейся, хнычущей девочки, а затем достала рисовальные принадлежности. Девушка постучала карандашом по губам и набросала несложное изображение Вейль, темноглазой мошенницы.
Вейль не являлась Шаллан. Черты их лиц достаточно отличались, чтобы они показались разными людьми тому, кто увидел бы обеих. Тем не менее в Вейль проглядывала сама Шаллан. Вейль стала ее темноглазой, смуглокожей алети-версией — на несколько лет старше, с более заостренными носом и подбородком.
Закончив рисунок, Шаллан выдохнула штормсвет и создала образ. Он появился рядом с кроватью, сложив руки, и с таким уверенным видом, как мастер-дуэлянт предстает перед ребенком с палкой.
Звук. Как заставить его звучать? Узор называл это силой, частью волны Иллюминации, или, по крайней мере, как-то похоже. Шаллан расположилась на кровати, поджав одну ногу, и стала рассматривать Вейль. В течение следующего часа девушка перепробовала все, что только могла придумать, начиная с того, что напрягалась и сосредотачивалась, и заканчивая попытками изобразить звуки, чтобы заставить их появиться. Ничего не сработало.
Наконец она встала с кровати и пошла за бутылкой вина, охлаждающейся в ведерке в соседней комнате. Однако, дойдя туда, Шаллан ощутила внутри себя напряжение. Она бросила взгляд через плечо в спальню и увидела, что образ Вейль начал расплываться, словно смазанные карандашные линии.
Бездна, как неудобно. Поддержание иллюзии требовало от Шаллан обеспечить контакт с источником штормсвета. Она вернулась в комнату и поместила сферу на полу, внутри ступни Вейль. Когда Шаллан отошла, иллюзия по-прежнему оставалась размытой, как готовый лопнуть мыльный пузырь. Девушка повернулась и, уперев руки в бедра, уставилась на ставшую нечеткой версию Вейль.