Случайные люди
Шрифт:
Мастера тоже не было.
Я сказала: "Давайте сами", дала сэру Эвину опереться на седло, вывернулась из-под тяжелой руки. Королева сказала: "Постойте". Я откинула плащ, чтобы не путаться в нем ногами, перескочила через корень, обошла кусты, споткнулась о кусок мостовой, с хрустом наступила на ветки, дернула зацепившийся плащ. Ступила на край каменной чаши.
Бутылка лежала на мху на боку: плотно закупоренная, мерцающая зеленым через полупрозрачные стенки. Рядом лежал Мастер, навзничь, неподвижен. Совсем так, как я нашла его в первый раз.
Я опустилась на колени, сунула палец под нос и к губам, пощупала шею, сдержала дрожь. Прижалась ухом к груди. Пощупала шею снова. Да, так и есть, жилка бьется
Раздался писк. На краю чаши сидела белка, стрекотала, потом прыгнула прямо Мастеру на живот. Я, не отпуская тощей руки, сказала: "кыш". Белка и не подумала убираться. Иди отсюда, идиотка, ну… я махнула на нее ладонью, зверек соскочил на мох, но там и остался. Дура. Ни страха, ни совести.
Я утерла глаза и повторила шепотом: дура. Дура.
Глава 9
Белку эту мы нашли потом в седельной сумке. Полла вскрикнула, а белка сиганула в придорожный куст и пропала. Во второй раз я вынула ее из своего мешка. Пришлось выкладывать все вещи, посмотреть, не погрызла ли чего-нибудь. Грызуны — такая гадость рядом с человеком.
Лиуф нес теперь двоих, и мы двигались медленно. Солнце было уже высоко, когда мы выбрались из пустого города. Там больше никого не было, только белки.
Белки как белки, упрыгивали с нашего пути, чтобы не попасть под копыта или в котелок. А вот эта какая-то ненормальная. Бешеная. Дура.
Дура, шептала я. Втягивала голову в плечи. Мне казалось, все на меня глядят осуждающе, но, конечно, только чудилось. В основном смотрели под ноги.
Черная корка так, коркой, и слезала, если полить ее снадобьем, которое нашла среди бутылок Полла. Если не полить — будет расползаться, и потом отвалится вместе с куском мяса. Сэр Эвин старался не орать, я видела его усилия. Не преуспел. Призраки оставили свои метки даже сквозь одежду и кольчугу, сэр Эвин был пятнистый по всему телу: где черным, а где белесой новой кожей. Он обрывал корки вместе с плотью, брызгал кровью, сыпал проклятьями, лил состав прямо на рану. Состав шипел, сэр Эвин шипел еще громче. Полла замучилась стирать бинты. Хорошо, что у нас были бинты. Мастер сделал из них красивое большое полотенце, а теперь магия его ушла, и нарванные из чьей-то рубахи полосы не слишком белой ткани стали тем, чем были.
Мастер ехал на коне вторым, поперек седла, как мешок с мукой или похищенная невеста. Дышал. Я проверяла на каждой стоянке. Зрачки реагировали на свет, но я понятия не имела, что это значит. Иных признаков жизни не подавал, и был чуть теплее окружающего воздуха. Я пыталась его поить, но ни к чему, кроме мокрого камзола, это не привело.
Белка скакала по мешкам и у ног, когда мы останавливались на отдых. Я перестала, в конце концов, ее гонять, сэру Эвину было не до того, Полла махала скрученной тряпкой, но белка словно чувствовала фальшь и никуда не девалась. Отскакивала только лениво в сторону и продолжала мерить нас черными бусинками глаз. Привязчивое животное. Покормить ее, что ли? Но есть и самим было мало, охотиться, кроме сэра Эвина, умела только королева, а ей не везло. Мы питались дикими яблоками, кислючими и отдающими щавелем, какой-то травой и остатками былой роскоши. Королева произнесла благословение и разделила последний клубень, и стало отчетливо ясно, что спать мы будем ложиться отныне голодные. Белка притащила однажды орех, оставила на готовой ко сну ночной рубашке королевы. Одним орехом не наешься, но это было похоже на сказку, на мультфильм про принцесс и их пение, на которое слетаются все птицы округи и сбегается большеглазая живность. Больше я белку гонять не стала, и не однажды заставала Поллу
Лес за городом стоял густой и недобрый, что-то постоянно мерцало и трещало в чаще, и мы останавливались на самой обочине. По дороге давно никто не ходил и не ездил, тут и там торчала трава. Мы лежали, плотно друг к другу прижавшись, я забивалась между сэром Эвином и Мастером. Думала каждый вечер, что надо бы его помыть (в голову лезло непрошеное "и помыли, и отпели" из КВНа), но каждое утро перед нами ложилась дорога между мрачных лесных стен, и я забывала. Дышит? Дышит. Как-то незаметно ответственность следить за этим стала целиком моя. Я не жаловалась.
Дура.
Быть хорошей и правильной нужно за свой, а не за чужой счет.
Никто на эту тему не заговаривал, только однажды королева, поглядев на снятое с седла тело, выговорила звонко, как говорят речи с трибуны:
— Дабы исполнить назначенное судьбой, нам необходим чародей. Пусть несчастливое происшествие не обманет вас. Мы вступаем в опасные места, которые годами были гибельны для смельчаков, но так же и щедры на чудеса. Четверым было угодно благословить наш поход. Станем же уповать на их волю.
Полла поднимала четыре пальца и делала ими какие-то жесты, и даже сэр Эвин, кривясь от боли, присоединился к ней. Я имитировала, как могла. Тянуло переспросить, к чему это она, но королей не переспрашивают. Несчастливое происшествие…
Я ведь не знаю этих людей. Они правда стоили… всего этого? Чтобы я за них переживала? Чтобы выменивать их на Мастера? Мне их всех жалко, конечно, но ведь, если послушать историю жизни любого, кого ни возьми, будет жалко, потому что каждому довелось хлебнуть полной ложкой, жизнь так устроена. А что я знаю на самом деле? Сэр Эвин умеет и, кажется, любит рубить живую плоть острым железом. Полла верна королеве и несет на себе то ли большое спасение (для избранных, в спасение для всех я не верю), то ли большую погибель — для неугодных. Хорошая девчонка, как мне кажется… но я знаю о ней не все. Ничего не знаю, если по-честному. Королева Рихенза… прав ли был Мастер в том, что она помешалась, но люди, которые говорят, что их дело благословили сами боги — опасны всегда. Потому что ни перед чем не остановятся, я и не вижу, чтобы она останавливалась. Люди, которым уже нечего терять, опасны втройне. Если то, что рассказывали мне о ее супруге, правда, то она… такая же? Наверняка смотрела, как он расправляется с врагами и мятежниками, и, скорее всего, одобряла. Она ведь идет не к дядюшке, чтобы прятаться у него и оплакивать мужа и сыновей. Она идет, чтобы совершить что-то, чего боялся Мастер, а этот человек… эльф умел зажечь небо.
Да, они мне нравятся. До той степени, до какой нравятся не вредные попутчики в долгой дороге, быть может, не близкие, не похожие на тебя, но, по крайней мере, интересные, и к концу пути уже почти родные. Но они — случайные люди, и точно так же нравились бы мне какие-то другие, случись они рядом в лесу, где я оказалась вдруг, ничего не понимая.
С другой стороны, что теперь думать. Никаких больше выборов мне делать не придется, я не такая важная фигура, и они мне нужны больше, чем я им. Нравятся, не нравятся, стоили, не стоили — я хочу домой, а в одиночку местные сказочные леса меня проглотят и переварят.
С третьей стороны, от призраков никто бы не ушел, а нас там было четверо. Лежали бы четыре трупа, покрытых черной коркой. А Мастер один. И даже относительно живой. Математика. Наилучший исход.
Я оборвала себя. Еще более глубокое и невообразимое дерьмо начинается, когда разрешаешь себе подходить к жизням с арифметических позиций. Статистика. Выменять многих на одного. Выменять сотню за десяток. Пусть этим занимаются генералы, когда по-другому уже совсем никак, а я не обучена и не желаю.