Смарагдовое ожерелье
Шрифт:
Джошуа повернулся к Виолетте. На ней было платье небесной синевы под цвет глаз. С чисто эстетической стороны, она была обворожительна, как райская птица.
— Мисс Мерсье, этот цвет вам очень к лицу. Вы — наслаждение для взора любого художника.
Виолетта быстро взглянула на мать, покраснела, сказала спасибо тихим голосом, подразумевавшим, что впредь она предпочла бы не слышать от него комплиментов в свой адрес.
Сабина опустила чашку на блюдце и устремила взгляд на Джошуа:
— Поразительно, что при вашей занятости вы находите время для пустых комплиментов, мистер Поуп. Надеюсь, мне не надо напоминать, что вы еще должны дописать портрет и, что более важно, найти мое ожерелье?
Сабина встала и направилась в гостиную, Джошуа последовал за ней. После солнечной террасы гостиная казалась гнетуще темной. Сабина подошла к камину, над которым висел портрет Джейн Бентник кисти Гейнсборо и повернулась к Джошуа. Он невозмутимо перевел взгляд с полотна с изображением покойной миссис Бентник на будущую, стоящую перед ним во плоти и крови, и невольно отметил, что красота Сабины несовершенна. Чего не хватает ее чертам? Тепла, живости, хоть какого-нибудь выражения? Джошуа затруднялся это определить, также ему было непонятно желание Герберта делить постель с этой женщиной. Сам он предпочел бы спать со статуей.
— Насколько я могу судить, ожерелье мое вы так и не нашли? — спросила Сабина.
— Ищу. Но, как вам известно, я считаю, что его исчезновение связано с тяжбой, и, пока не выясню, кто истица, от моих поисков толку будет мало.
Памятуя о письме истицы к миссис Мерсье, которое показала ему Мари, он надеялся, что его ответ спровоцирует Сабину выдать ему какие-нибудь полезные сведения. Открыть хотя бы имя.
Он был разочарован.
— Я уже говорила вам, что тяжба к этому не имеет никакого отношения, — сердито сказала Сабина. — Ответы нужно искать здесь, в этом доме. Вы все утро провели без дела и не пришли ни к какому заключению. Если вам нечего сказать или если вы не сообщите хотя бы, где были, я решу, что вы впустую тратите время, не желая ничего предпринимать. И в этом случае призову судью Маннинга, даже у Герберта согласия спрашивать не стану. Судья возвращается завтра вечером. Я хочу, чтобы к балу ожерелье было возвращено.
Джошуа понимал, что он загнан в угол и должен что-то ответить. В нем закипал гнев на собственное бессилие. Может, сказать ей про письмо и уличить во лжи? И он уже хотел это сделать, но в последний момент передумал. Упомянув про письмо, он должен будет объяснить, откуда узнал про него. И тогда Мари потеряет место. Но все же молчать нельзя.
— Я заезжал к Ланселоту Брауну.
— К Ланселоту Брауну? Создателю пейзажных парков? Зачем?
— У меня только один подозреваемый: Артур Маннинг, брат мисс Маннинг... Думаю, он скрывается где-то поблизости. Браун знает каждый уголок на этих землях.
— Почему вы решили, что вор — Маннинг, а не Кобб?
— Вчера я подвергся нападению. Вот откуда у меня эти раны.
— Кобб уже нападал на вас.
— Да, — подтвердил Джошуа, — но вчера был сильный человек. А Кобб слаб здоровьем. Вряд ли это был он.
Сабина, казалось, не была удивлена, хотя он заметил, что ее взгляд, когда он упомянул об Артуре, устремился не на него, а в какую-то точку за его спиной.
— И что вы намерены делать дальше?
— Постараюсь найти Маннинга.
И опять она посмотрела куда-то через его плечо.
— Что вас удерживает?
— Ничего. Отправлюсь на поиски при первой возможности. Думаю, завтра на рассвете.
Сабина поразмыслила немного и сдержанно кивнула, давая понять, что их беседа окончена. Она так стремительно набросилась на него с
В глубине комнаты за письменным столом Герберта сидела Лиззи Маннинг. Она что-то писала. Сабина, вероятно, заметила ее, но Джошуа предупредить не соизволила: чувства других людей Сабину не волновали. Лиззи, должно быть, почувствовала, что они смотрят на нее, ибо, закончив писать, положила перо, присыпала песком написанное, потом встала и подошла к ним. Одета она была, как всегда, в серое, хотя это платье имело более светлый, нарядный оттенок и, казалось, придавало тепло ее волосам и блестящим глазам.
— Мистер Поуп, как удачно, что вы нашли меня здесь, — произнесла она с едва заметной дрожью в звонком голосе. — У меня для вас записка.
Джошуа разволновался. Он не хотел до поры до времени предавать огласке свои подозрения относительно Артура Маннинга. По жестокой случайности Сабина заставила его произнести это как раз в тот момент, когда Лиззи находилась с ними в одной комнате.
Он взглянул на свое имя, начертанное на плотной бумаге изящным почерком Лиззи. Наверно, одна только Лиззи Маннинг и могла помочь ему найти Артура, но, зная о ее глубокой привязанности к брату, он понял, что просчитался. Из-за Сабины все его старания сведены на нет, она упорно срывает его планы. Ей известно, кто истица, но она скрывает ее имя, а теперь вот помешала найти Артура Маннинга и лишила его шанса спасти свою репутацию.
Глава 35
Астли-хаус
Сэр!
Со слов Фрэнсиса я поняла, что вы хотите принести мне свои извинения и что ваше сообщение от мистера Брауна касается моего брата. Мне тоже не терпится поговорить с вами с глазу на глаз. Сегодня вечером в десять ждите меня в своей комнате, где, я надеюсь, нас никто не подслушает и не прервет наш разговор.
Джошуа с трепетом вскрыл записку. Но по ее прочтении настроение у него поднялось. Он боялся, что Лиззи, услышав, как он предал ее брата, никогда не согласится ему помочь. А она возьми да и сама назначь встречу. Можно сказать, повезло.
На протяжении всего вечера Лиззи старательно избегала его взгляда, но он не расценивал это как дурной знак. Раз она условилась с ним о встрече, значит, настроена к нему не совсем уж враждебно, и, как только они останутся наедине, он изложит ей мотивы своих поступков.
Стараясь не обидеть Лиззи как-нибудь еще, Джошуа следил за своей речью, тщательно подбирал слова и в результате почти не участвовал в общей беседе. После ужина он, приличия ради, еще какое-то время посидел со всеми, а потом удалился в свою комнату, чтобы собраться с мыслями. Коротая время до назначенного часа, он взял бумагу, перо и принялся писать письмо, давая объяснение — в меру откровенное — своим действиям. Это было нелегко — мешали повязки, и вскоре, раздосадованный своей неуклюжестью, он бросил это занятие и налил себе бокал кларета.
Потягивая вино, Джошуа смотрел, как стрелки на его часах приближаются к десяти. У него участилось сердцебиение. Когда миновало десять, он стал прислушиваться к скрипу каждой половицы. Но в коридоре было тихо. Не слышалось ни приближающихся шагов, ни шуршания юбок, указывающих на то, что человек, которого он ждет, идет на условленную встречу. Прошло еще полчаса, миновало одиннадцать, прошли следующие полчаса. По-прежнему ничего: ни стука в дверь, ни приглушенных шагов, вообще никаких звуков, лишь рев крови в его ушах.