Смена полярности

MizSphinx

Склонив голову от стыда, будто нашкодивший ребёнок, Гермиона ответила:

— Да, профессор.

Снейп задержал на ней взгляд ещё несколько секунд, а затем плавно развернулся на каблуках и вышел из кабинета.

Воцарилось молчание.

«Вот оно, — подумала Гермиона. — Всё кончено. С Драко Малфоем всё кончено».

Хотелось бы ей прийти к такому выводу раньше. Да так, собственно, и было, но Лаванда убедила попытаться ещё раз. Ну и посмотрите, к чему это привело: Гермиона поцеловала Снейпа, Малфой поймал её за этим, а Снейп —

смутил ещё сильнее, озвучив её тайну. Да, с этим безнадёжным делом пора заканчивать.

Тяжело вздохнув, она приняла решение: она вернётся к себе в комнату, примет тёплую ванну, сотрёт себе память, а затем уснёт беспробудным сном без сновидений. Мысленно Гермиона уже опустила руки. Очевидно, им с Драко не суждено быть вместе, если вспомнить, сколько неприятностей она пережила, пытаясь его заполучить.

Опустив взгляд, Гермиона направилась к выходу. Драко по-прежнему стоял в дверях, и она запаниковала: чтобы выйти, придётся пройти мимо него. Очень близко. Гермиона, тем не менее, не остановилась, но, когда она намеревалась обойти Драко, тот выпрямился и преградил ей путь.

Гермиона посмотрела на него, а он — на неё.

Сложив руки на груди, Драко молчал. В сочетании с равнодушным выражением лица это нервировало Гермиону.

— Э-э-э… Я бы хотела пройти, — тихо сказала она.

Он даже не пошевелился.

— Если бы ты… м-м-м… чуть подвинулся вправо…

Но Драко шагнул вперёд. Гермиона тут же отшатнулась.

— Драко…

— Снейп? — наконец сказал он с нескрываемым раздражением. — Ты приняла Снейпа за меня?

Он знал. О Мерлин, он знал!

— Я… я…

— Грейнджер, ты совершила много глупостей, но, должен признать, это переплюнуло все.

Драко сделал шаг вперёд, а Гермиона — назад.

— Я не знаю, о чём…

— Разве ты не целовала меня в субботу? — напомнил он, и Гермиона — если такое вообще возможно — покраснела ещё сильнее. — И, тем не менее, не помнишь, каково это — целовать меня. Мне освежить тебе память?

У Гермионы было лишь несколько секунд, чтобы удивиться словам Драко, прежде чем он схватил её за руки и, притянув к себе, поцеловал.

Он не стал тратить время на целомудренное касание губ. Вместо этого он сразу же протолкнул язык к Гермионе в рот, демонстрируя превосходство и силу. Он освободил её левую руку и обнял за шею, а затем — правую и, обняв за талию, притянул к себе вплотную.

Застонав, Гермиона вцепилась в его рубашку. Такой напор впечатлял, и Гермиона изо всех сил пыталась ответить тем же, наслаждаясь ощущением его крепкого, подтянутого тела рядом. Внутри пробудилось желание, обосновавшись внизу живота, — Драко провёл губами по подбородку, поцеловал в шею, а затем снова в губы.

Всё началось так же быстро, как и закончилось. Отстранившись от Гермионы, Драко пристально посмотрел на неё:

— Вот теперь, целуясь в темноте с незнакомцем, ты будешь точно знать, я ли это.

***

Рассказать обо всём Лаванде было

нелегко. Ни одна девушка не сможет с лёгкостью сообщить своей лучшей подруге, что сначала поцеловала её (лучшей подруги) парня, а потом запрыгнула на него, будто кошка во время течки. На такие новости могла быть только одна — и вполне разумная — реакция: ярость.

Но Лаванда восприняла случившееся на удивление мирно. Настолько мирно, что даже признала свою вину за чересчур активное подталкивание Гермионы к действиям. Та же никогда не испытывала столь сильного облегчения. Лаванда в ярости была подобна ядерной смеси бури и извержения вулкана. Если бы такая ярость выплеснулась на Гермиону, это стало бы — без шуток — полнейшей катастрофой.

Гермиона, однако, рассказала не всё. Она упомянула о том, что Драко стал свидетелем её унижения, но последовавший за этим поцелуй почему-то решила сохранить в тайне. Её обуял суеверный страх: если рассказать кому-нибудь о поцелуе, то последний шанс заполучить Драко будет потерян.

А всё потому, что, несмотря на её решение оставить Драко в покое и опустить руки, этот поцелуй вернул ей надежду.

Драко Малфой не был геем, Гермиона была в этом уверена. И, возможно, ненавидел её не так сильно, как утверждал (как и говорила Лаванда), Гермиона была уверена и в этом. А ещё Драко Малфой знал, что и она его не ненавидит. Если он умён — а Гермиона знала, что так и есть, — то точно догадался, что она в него влюблена. Если он не понял этого после торта с Амортенцией, поцелуя в экипаже или после неудавшегося «покушения на поцелуй», то после заявления Снейпа уж точно должен.

Однако, была ещё одна проблема. Почему-то Драко продолжал её отталкивать. Если Гермиона хотела отношений с Драко, проблему эту нужно было найти и обезвредить. Но что же это за проблема? Точно не сомнительная гомосексуальность и не отвращение, но тогда что?

И тут Гермиону осенило: быть может, всё из-за того, что она маглорождённая?

«Неужели он до сих пор придаёт этому значение?»

А если придаёт? А если, несмотря на переход на «светлую сторону» и внешне хорошее поведение, он всё ещё оставался тем отвратительным фанатиком, которым его воспитал отец? Если подумать, вполне возможно! В конце концов, он почти восемнадцать лет находился под влиянием чистокровных предрассудков Люциуса Малфоя, а такое просто так не забывается.

«Но он поцеловал меня! Причём дважды!» — в отчаянии подумала Гермиона.

Стал бы он целовать её… прикасаться к ней, если бы по-прежнему считал, что она грязная — как и все маглорожденные? Разве он не избегал бы её, если бы всё ещё придерживался предрассудков чистокровных? Разве не оттолкнул бы её и вытер рукой губы, грязно оскорбив напоследок?

Но нет, ничего подобного. Вместо этого он сам поцеловал Гермиону безо всякой просьбы с её стороны. И не оттолкнул её, а лишь притянул ближе. Она до сих пор помнила его объятия, ласки, поцелуи…