Смена полярности
Шрифт:
— Как говорила моя тетушка Бренда, лучший способ выкинуть одного мужчину из головы — это позволить другому залезть к тебе в…
— Лаванда! — возмущенно воскликнула Гермиона, и все трое покатились со смеху.
***
Гермиона, ободрённая подругами и алкоголем, собралась с силами и этой же ночью направилась в комнату Драко — даже не задумываясь о том, что было два часа ночи, и Драко будет не слишком рад, если его разбудить, даже не придумав подходящей причины.
«Когда он откроет дверь, я прямым текстом спрошу его».
Именно таков был
Гермиона не была пьяна, но алкоголя в её крови было достаточно. Остатки совести напомнили ей, что не стоит накладывать Обливиэйт на человека против воли. А остатки разума пытались понять, где она вообще находится, потому что Гермиона была уверена, что уже проходила мимо этого дурацкого портрета Генри Ужасного…
Гермиона застыла на месте.
Заблудилась?
Скорее всего — она точно не была здесь раньше.
Хогвартс был настоящим лабиринтом. Все эти дурацкие люки в полу, спрятанные стены, исчезающие лестницы и коридоры, заколдованные туалеты, ведущие прямо в подземелья, где живут огромные ядовитые змеи…
Словно какая-то сумасшедшая решила написать книгу о «волшебном мире» и слишком увлеклась…
«Я просто воспользуюсь заклинанием-компасом и вернусь…»
Вдруг Гермиона услышала тихое бормотание и, поддавшись любопытству, пошла на звук.
Кто бы это мог быть так поздно? Скорее всего, двое непослушных учеников решили устроить свидание. Для летних каникул это было вполне обычным явлением. Распорядок дня был гораздо мягче, а преподаватели, патрулирующие коридоры, — гораздо терпимее. Значит, ученики просто воспользовались возможностью.
«Что ж, — подумала Гермиона, — пора это прекратить!»
Забыв о Драко, она подкралась ближе. Теперь уже можно было различить обрывки разговора.
— …Хочу тебя, ты принадлежишь мне…
— …Заканчивать, я сделаю всё, чтобы…
Смешок.
— …Эта глупая грязнокровка? Я знал…
— …Ничего для меня не значит…
Голоса раздавались из-за той двери. Вероятно, это был чулан или просто заброшенный класс. Впрочем, какая разница? Важно лишь то, о чём говорили эти двое.
— …Всё равно наплевать. Ты принадлежишь только мне.
А затем раздался шелест одежды. Очевидно, они снимали её. И делать это они могли только по одной причине… и вряд ли она каким-то образом относилась к учёбе.
Схватившись за дверную ручку, Гермиона повернула её — подумав, какие же глупые эти ученики, раз оставили дверь открытой, — и распахнула дверь. Решительно настроившись поймать их на месте преступления, Гермиона влетела внутрь и начала озираться, пока не заметила два силуэта, прижавшихся к стене напротив.
В комнате было темно, но на одной из парт — это всё-таки был заброшенный класс — стоял фонарь. В его приглушённом свете Гермиона легко различила затылок кудрявого парня с каштановыми волосами. Судя
Герман Рейнджер.
А затем Гермиону будто парализовало от шока, когда она узнала второго человека. Человека, которого целовал Герман.
Драко Малфой.
Тот выглядел таким же удивлённым, как и она. И в любой другой ситуации Гермиона бы посмеялась над выражением его лица: брови подняты, глаза широко распахнуты, рот открыт от изумления.
Но это не было любой другой ситуацией. Это было именно той самой ситуацией. Плохой ситуацией. Ужасной. Гермиону будто мешком по голове ударили. Гермиона будто задохнулась. А затем поняла, что «разбитое сердце» — это не пустой звук. Нет, её сердце не «разлетелось на тысячу осколков», как пишут в любовных романах. Сердце её сжалось от боли. От невыносимой ноющей боли, накатившей, словно волна.
Вцепившись в блузку где-то в районе сердца, Гермиона отступила на шаг назад.
Драко протянул к ней руку, шагнув навстречу.
— Грейнджер…
— Нет… — тяжело дыша, покачала головой Гермиона. Она не могла в это поверить. Не могла. Она отступила ещё на шаг. — Нет…
— Грейнджер, постой…
— Нет…
А затем Гермиона развернулась и, прижимая руку к груди, слепо бросилась прочь.
========== Глава одиннадцатая ==========
Вплоть до конца августа Гермиону не видел никто, даже лучшая подруга Лаванда Браун. Домашние эльфы, приносившие пищу, были единственными, с кем она хоть как-то общалась. Однако лето подошло к концу, и первого сентября начались занятия. Ради учеников Гермионе пришлось выйти из затворничества.
Но прежней она уже не была, и ученики это заметили.
«С профессором Грейнджер что-то не так», — шептались они.
«Она изменилась», — размышляли они.
И были абсолютно правы. С ней действительно было что-то не так, она действительно изменилась. Кто же останется прежним, пройдя через то же, что и Гермиона Грейнджер? Слава богу, это не имело отношения ни к изнасилованию, ни к каким-либо физическим травмам, но видеть, как тот, о ком ты грезишь, — и надеешься, что это взаимно, — целует другого, было очень больно.
Душераздирающее зрелище.
И именно это в Гермионе и изменилось: душу порвали в клочья.
А еще она разочаровалась. В первую очередь в том, кто разбил ей сердце.
Гермиона вела урок об исторической подоплёке враждебности кентавров к людям у четвертого курса Гриффиндора и Когтеврана, когда совершенно неожиданно ей вспомнился поцелуй Драко и Германа. Гермиона тут же забыла, о чём говорила. Нервно бормоча что-то, она торопливо листала свои записи, пытаясь сориентироваться по ним, но вспомнить ничего не получалось. Ученики внимательно наблюдали за ней, а в её голове лишь раз за разом прокручивалось это ужасное воспоминание, особенно тот момент, когда Герман обернулся, и Гермиона увидела…