Смерть на фуршете
Шрифт:
— Это он, как всегда, верно резюмировал, — сказал президент. — Утром в новостях сообщили, что министр культуры и Никита Михалков обещают экранизирующему «Радужную стерлядь» Федору Бондарчуку финансовую и организационную поддержку.
— Все равно не понимаю, зачем надо было убивать Горчаковского? — сказала гастроэнтеролог.
— С этим мы обязательно разберемся! — пообещал Трешнев.
Фуршет как проект
Обсуждение происходящего в более узком кругу продолжилось
Организаторы премии «Таруса» не то что поскупились — завалили столы деревенской снедью, может быть, и домашнего приготовления: пирожки и пироги, ватрушки и кулебяки, разносолы, грибы, варенья из разных ягод, заливные поросята, караси в сметане… Они могли бы состязаться с хлебосолами из «Рудого Панька», обеспеченными ее Сашком.
Правда, вместо водки были только домашний квас и различные наливки, но Трешнев не ворчал.
— В конце концов, у меня нет алкогольной зависимости в рабочее время…
— Но тебе, Андрей, пора начать лечиться от фуршетозависимости, — серьезно сказала Ксения.
— Девчата, честное слово, хотя бы пару недель, до оглашений «Большущей Книги», «Дебюта» и «Букера», надеялся посидеть без суеты за письменным столом, перед листом бумаги… Но видите, какие дела! Сейчас разделаемся с этой историей… Жаль, что Бориса в Москве нет, а с новой следовательшей у меня что-то контакт не возникает…
— И не дергайся! — напутствовала его Инесса. — Куда ты все рвешься?! Если ты им понадобишься, тебя вызовут, привезут и увезут. Кстати, Борис мне вчера вечером звонил, может, прилетит на днях…
— А чего это он тебе звонил? — удивилась Ксения.
— Телефон-то твой тю-тю! — пожала плечами Инесса. — А тебе, Андрон, домой дозвониться не смог — ты ведь все на фуршетах, к тому же разница во времени… Я ему, конечно, о нападении на Ксению рассказала. Он очень взволновался и просил быть поаккуратнее.
— Ладно, — сказала Ксения. — Спрячемся по норкам и будем ждать следователя по особо важным делам!
— Всенепременно! — с жаром подтвердил Трешнев и завертел головой.
— Что это ты?
— Высматриваю Чупринина. Хочу спросить его, кто этот — М.Арин.
— Он уже ушел, я видела. — Инесса не отрывала взгляда от пирожков, приглядываясь, с какого начинать.
— Жаль! Посмотрю дома в его словаре.
— Вы же все решили, что это псевдоним.
— Может, и псевдоним. Но не обязательно. Это прежде в литературе писали под псевдонимами, а теперь под своими фамилиями работают в литературных проектах. Ведь сейчас литературы почти не осталось…
— Хорошая литература всегда в недостатке, — заметила Инесса.
— Но сейчас особенно. Все подведено под проект.
— И мейнстрим?
— Как раз мейнстрим и есть главный проект!
— Как это так?
— Более чем просто. Ты решила выйти в открытое читательское плавание. Поискать заповедные острова — интересные книжки. А тебе уже расставлены бакены, где плыть, куда
— Но какие-то ориентиры должны быть.
— Молодец! Наверное, многим читателям ориентиры нужны… Наверное. Почти согласен. Но ориентиры выставлены для писателей. Литература как таковая превращена в мегапроект.
— Ну, это всегда было, — возразила Инесса. — Лубок, детективы, приключения, женские романы…
— Я не о развлекаловке говорю — просто о литературе. Когда писатель садится и пишет — как хочет и что хочет. Впрочем, в России этого после семнадцатого года уже до конца двадцатого века не было. Именно большевички-товарищи и заложили основы этого к литературе отношения.
— Андрон, я знаю твою любовь к коммунистам, но не все же на них сваливать.
— Это — на их счету! Ну-ка, вспомни курс советской литературы. Любой писатель, рассчитывавший что-то напечатать в СССР, загодя видел эти заграждения с колючей проволокой и под напряжением. Изначально программировали, что советская литература начинается с «нельзя»…
— Но все же что-то осталось! Немало осталось.
— С потом и кровью! Вспомни, что сделал Фадеев с первой редакцией «Молодой гвардии»?! Написал неплохую книжку о том, как девчонки и парни не пожелали жить под игом чужеземцев… Вечный сюжет. Совершенно живой. Но это для нас он живой, а для них — вредоносный! Как это подростки посмели самоорганизоваться?! А коммунисты куда подевались?! И нет прежней боевой «Молодой гвардии» — есть чугунный соцреалистический роман о роли партии в борьбе с фашистами на оккупированной при попустительстве той же партии территории…
— Но ты же сам мне говорил, что, например, «Поднятая целина» — сатира на колхозный строй!
— Это не я так говорю, это в романе есть. Но опять-таки со всякими ухищрениями и компромиссами. И с обязательным ультрамажором под занавес…
— У Андрея Платонова нет такого мажора…
— Ты о каком Платонове говоришь? Которого в советское время печатали или того, что теперь издают? У меня где-то валяется монография о нем, предперестроечная — могу подарить, — где его творческий, так сказать, путь описан без малейшего упоминания «Чевенгура» и «Котлована». А «Впрок» вспоминается только в связи с погромом, который хронике устроили… Хороша история литературы!
— Очень мрачно у тебя получается…
— Это не у меня получилось, но в нашей стране… Писателю приходилось не в жизнь вглядываться, как положено, а в партийные постановления, соответственно в цензурные предначертания… Конечно, люди талантливые, строить образы умеют… Только и партия не лыком шита. Пастернак написал невиннейший, компромиссный, скромный роман о каком-то докторе — и что?! Довели человека до онкологии! Не думаю, что он хотел заплатить такую цену за Нобелевскую премию! Которая, кстати, тоже превратилась из более или менее объективной награды в проект. Премия по литературе, во всяком случае.