Смерть на выбор
Шрифт:
Со всей этой возней Лизавета забыла о развозке, которая доставляет трудящихся допоздна телевизионщиков по домам. Очень полезное старинное начинание, особо нужное в наши преступные дни.
— Подожди, по местному звонят. — Лизавета взяла трубку другого телефона.
— Ваша ведущая ехать собирается или нет? — Сварливый голос хозяйки-распорядительницы развозки заставил вспомнить коммунальные склоки и депутатские споры.
Лизавета предупредила администратора, что поедет не вместе со всеми, а с последней машиной. Тот в ответ заверил, что ее непременно предупредят,
— Собирается, — твердо и уверенно ответила Лизавета.
— И долго ее еще ждать? — Дама, отвечающая за работу дежурных автобусов и водителей, считала себя своеобразным ночным председателем телерадиокомпании. Поэтому говорить с ней следовало почтительно.
— А что, уже пора? Мне говорили…
— Не знаю, о чем говорили, но ее все ждут. — Она продолжала обращаться к Лизавете в третьем лице. Может быть, у нее польская кровь и она невольно использует полонизмы. При беседах по-русски обращение в третьем лице считается обидным для собеседника.
— Я сейчас спущусь. — Лизавета не стала вдаваться в этнолингвистические подробности. Вряд ли дама, умудряющаяся отправлять тех, кто живет в Гавани, на одном автобусе с теми, кто едет домой в Купчино, и уверяющая недовольных в том, что это «по пути», сможет вникнуть в языковые тонкости.
— Кто это? — обеспокоенно поинтересовался оперативник Саша.
— Мне пора ехать. О монтаже я договорилась, но кое-что надо подготовить.
— Какой монтаж? — Саша ничего не знал о Лизаветиных договоренностях с «просто Павлом». — Погоди, ты обещала ничего от меня не скрывать.
— А я и не скрываю. Просто не успела рассказать.
— Тогда рассказывай. — Саша мгновенно забыл о своей неудаче. Снова стал требовательным и бдительным милиционером.
— Времени нет — меня уже ждут. Завтра.
— Когда завтра? — Если уж милиция взялась беречь, она бережет.
— Утром. — На развозку Лизавета успела.
Нет на белом свете гармонии. Даже близко нет. Во двор-колодец еще не проник предрассветный сумрак, темно, тихо, покойно. В Лизаветиной квартире еще темнее — даже кот спит. И в этот покой врывается телефонный трезвон. Лизавета на ощупь нашла трубку и, не оторвав головы от подушки, поинтересовалась:
— Какого черта нужно в такую рань?
— Уже восемь. Извини, я боялся тебя не застать.
Саша все же не простудился после вчерашней неудачной слежки. Голос был вполне узнаваемым.
— Ну что, филер-неудачник, какие новости?
Лизавета даже через телефонную мембрану почувствовала, как напрягся ее соратник. Напрягся, но сдержался.
— Как у тебя прошла встреча?
— Дивно. Он похвалил твоих экспертов. Досье действительно посылали не по почте.
— Я не сомневался. Что еще?
— Кассету передал, с интервью. — Лизавета сладко зевнула.
— Ты что, спала?
— Нет, тесто месила.
— И что за интервью?
— Его делал Кастальский. Очень может быть, что его убили именно из-за этой видеопленки. Чтобы ее уничтожить. Там масса разоблачений, из уст прокурора они звучат очень
— Погоди, дай подумать, — вклинился в полусонный Лизаветин монолог Саша. Она с удовольствием замолчала.
— Тут что-то не так. Если Олега Кастальского убили из-за этой кассеты, а это очень похоже на правду — ведь пропали именно кассеты, то как она попала к этому деятелю, умеющему составлять досье и подделывать почтовые печати?
— Не знаю, тебе должно быть виднее. Может, они перехватили убийцу…
— Погоди, — снова перебил Лизавету оперативник, наверное, она мешала главному течению оперативной мысли. — Теперь точно известно — эти два убийства, прокурора и журналиста, связаны. Кастальский берет интервью у Локитова, ответы прокурора могут очень не понравиться кому-то. Сначала убивают журналиста. Забирают кассету. Понимают, что информация прокурора действительно опасная, и… — Саша говорил медленно. Словно думал вслух. — Тогда решают убрать и источник. Самого прокурора.
— Видишь. Все ясно и понятно. — Лизавета, рассуждавшая примерно так же, только гораздо быстрее, облегченно вздохнула.
— За одним небольшим исключением. Кассету с интервью должны были уничтожить. А она вдруг всплыла. Тут работают две силы.
— Или три. — Лизавету ни чуточки не удивлял тот факт, что видеозапись, за которой так охотились, выжила. Она работала в телебизнесе пять лет и знала — видео не горит. Научно-техническая революция превратила в обыденность подобное утверждение насчет рукописей. Воланду, чтобы возродить сгоревший манускрипт, нужны были дьявольские сила, воля и знания. Сейчас довольно компьютера, дискеты, видеомагнитофона и плейера, два удара по кнопкам — и единожды явленные миру сочинение, интервью, фильм, статья, роман или сонет будут растиражированы в неограниченном количестве. В конце двадцатого века трудно скрыть что-либо навек.
Полусонной Лизавете стало лень объяснять Саше Смирнову эту простенькую истину.
— Ладно, я еще покручу это все. И какие у тебя планы насчет интервью?
— Мне его дали при условии, что я быстренько подготовлю передачу.
— То есть как? Это очень опасно, лучше отдай ее мне.
— Ты решил заняться тележурналистикой?
— Глупости. В интервью наверняка важная информация, которая поможет найти убийцу.
— Несомненно.
— Это важно для следствия. Ты отдашь ее мне. По закону утаивание сведений… — Лизавета не дала ему договорить.
— Еще чего. У тебя это дело отобрали. Ты такой же частник, как и я. И не ссылайся на законы.
— Но я, по крайней мере, сумею разобраться что к чему. — Оперативник Смирнов вспомнил о своем призвании и профессии. Лизавета обиделась:
— Ты сумеешь. Это же ты получил досье на Балашова, ты выяснил, чем в последнее время занимался Кастальский, ты…
— Твоей заслуги тоже нет, тебе все это просто подсунули, принесли на блюдечке.
— Да, но именно мне.