Смерть с отсрочкой
Шрифт:
— Как там Кобб? — спросил он, пока Кройц стряхивал с него опилки.
— Говорит то же самое, что и ты, но рана у него глубокая. Ему нужна медицинская помощь. — Кройц выбросил за борт горсть опилок, перехватив взгляд Сиднея. — Чертов мусор! — выругался он, плотно закрывая дверцы. — Скоро я снова тебя навещу.
Грузовик шел вперед, треща мотором, скользя колесами на мокрых камнях, и Сидней, наполовину уходя в забытье, вспоминал историю, которую в детстве рассказывала ему мать. Жил когда-то в лесу дровосек, срубил он однажды дерево и нашел на нем эльфа. Поймал, сунул в мешок, рассчитывая получить
Сидней очнулся — грузовик притормозил, дернулся назад. Он перевернулся на здоровый бок, попытался сесть. Хриплый вой мотора становился пронзительней, громче, ниже, ему аккомпанировал болезненный скрежет железа по камню. Сидней недоверчиво увидел, как содрогнулась крыша фургона, откуда спиралью посыпались хлопья краски, а потом она выгнулась, лопнула, пробитая нависшей скалой. Мотор в конце концов умолк, трясясь, как мокрая собака. Все стихло. Дверцы открылись в полутьму, освещенную только оранжевым светом сигары Кобба.
— Ну, как ты, малыш?
— Где мы?
— У Али-Бабы. Возьми оружие.
Мимо прохромал Виллафранка.
— Это римская шахта. Я тут где-то лампу оставил, — сказал он.
Сидней вглядывался в лицо Кобба над огоньком сигары.
— Как ваш живот?
Кобб затянулся, небритая верхняя губа блестела от пота.
— Погано, как шлюха из Нью-Джерси.
— Где Кройц?
— Я здесь. Хочешь со мной поговорить?
Сидней покачал головой.
— Лампа только одна, — цыган ее потряс, — и только наполовину залитая.
— Кончай тянуть пса за хвост и показывай клад, — проворчал Кобб, поднося зажигалку к фитилю, отбросившему оранжевый свет на неровные каменные стены. Грузовик уткнулся задом в низкий узкий туннель, на стенах которого еще были видны похожие на ракушки следы от изготовленных вручную инструментов, а хрупкий потолок покрывали глубокие трещины. Вырубленный человеком проход тянулся футов на тридцать, выходя в широкую камеру, засыпанную камнями.
— Дерьмом пахнет, — заметил Кобб.
— Возможно, от нас, — предположил Кройц. — Из канализации.
— Или от них, — возразил Кобб. Два трупа лежали, обнявшись, как любовники, возле трещины в стенке, как будто пытались выбраться наружу. — Твоя работа, Виллафранка?
Цыган перекрестился, когда свет лампы упал на черные пальцы, вцепившиеся скрюченными когтями в запачканный экскрементами пол.
— Господь дарует им вечный покой. Они не заслуживали доверия.
— В
Виллафранка поставил лампу на землю в десяти ярдах от заднего борта грузовика, приподнял край брезента. Даже вблизи лежавшая в тени груда казалась просто очередной кучей камней. Кобб вытянул руку с пистолетом 45-го калибра.
— О'кей, Виллафранка. Больше ты нам не нужен. Твое время вышло. Отойди в сторонку.
Испанец со вздохом опустил брезентовое полотнище, шагнул в сторону, как возмущенный ребенок.
— Снимай брезент, малыш.
Сидней наклонился, поднял угол, замаслившийся и засохший от грязи, почуял запах сухого кедра, костяшки пальцев скользнули по гладко выструганному дереву. Свет упал на штабель узких деревянных ящиков. В этот момент он ждал, что Кройц потребует объяснения происходящего, но немец молчал и почти не дышал. Сидней потянул из кучи один ящик за веревочную ручку, почувствовал при этом пронзительную боль в спине и оглянулся на Кобба.
— Открыть?
Кобб посмотрел на Кройца, сверкнув пистолетом в руке.
— По-моему, вы стараетесь догадаться, зачем я сегодня привез вас сюда, господин Кройц.
Немец взглянул на два трупа, на Кобба, облизал губы и улыбнулся.
— Догадываться не мое дело, майор. Я просто исполняю приказы ради победы рабочей революции.
— Знаешь, что в этих ящиках?
Кройц взглянул ему прямо в глаза:
— Нет, не знаю.
Кобб кивнул Сиднею:
— Вскрывай, малыш.
Сидней взломал штыком деревянную крышку, поднял лампу, осветил содержимое. Ящик был набит монетами, россыпь золота сверкала, светилась, как лава, источая в сумерки лихорадочный жар.
Радость Кобба омрачил приступ боли, он привалился к стене, задохнувшись, словно от порыва ветра. Кройц тоже задохнулся, но не от боли, а Ангел Виллафранка лишь грустно улыбнулся при виде награды, которая никогда не принесет ему счастья.
— Что мы с ним будем делать? — равнодушно спросил Кройц.
— Что? Отвезем Орлову, конечно, вместе с этим кретином! — воскликнул Кобб, оторвав от живота руку, чтобы раскурить потухшую сигару. — Если у вас нет других предложений, господин Кройц.
— Если нас за ним посылали…
— Именно. Посмотри, нельзя ли подогнать машину поближе. Тут сотня ящиков, и, похоже, грузить придется вам с цыганом.
Сидней дождался, пока Кройц протиснется между кузовом и стеной туннеля, и тогда сказал:
— Он что-то затеял.
Кобб нахмурился:
— Не осложняй дело, малыш. Сейчас ты для меня почти бесполезен, а он необходим.
— Он вас спрашивал, почему мы свернули с шоссе? Спрашивал, почему Виллафранка указывает дорогу? Вот что я вам скажу: ему было известно о золоте. Он что-то задумал, и нам будет плохо.
Кобб скорчил гримасу:
— Если я захочу, чтобы мне предсказали судьбу, то обращусь к цыгану. Держи свои догадки при себе, малыш, не мути воду. Если бы он захотел сделать шаг, сделал бы на повороте, когда мы с тобой оба свалились.
— Нет, не сделал бы, — возразил Сидней. — Ему нужен был Виллафранка. Он тянул время.
Грузовик с рокотом вернулся к жизни, кашляя, как заядлый курильщик, и заполняя низкий туннель ядовитыми выхлопными газами, пока Кройц пытался подвести его ближе к золоту.