Смерть саксофониста
Шрифт:
– Нет, - категорически заявил Йоханан, - мы с ним знакомы пять лет. За все это время он ни разу не расставался с мундштуком. Его же мыть надо после выступления.
– Как же, в таком случае, играл вчера Руби? У него что - свой мундштук был?
– озадаченно спросил Борнштейн.
– Вы говорите: без мундштука играть невозможно. Ваш Веня уехал вместе с мундштуком... Могу я взглянуть на саксофон?
Музыкант отошел от нас, чтобы принести требуемое, а я стояла и раздумывала, стоит говорить или нет... Наконец тихо произнесла:
–
– Как? Где?
– спросили меня одновременно Михаэль и Йоханан, вернувшийся с футляром.
– Когда мы с Линой стояли около эстрады, я загляделась на саксофон и ясно помню, что мундштук на нем был. А потом Руби начал играть.
– Валерия, вы точно помните? Это очень важно!
– Да что я, ослепла что ли?
– обиженно сказала я.
– Он же черный, заметный. Откройте футляр и убедитесь сами.
Следователь встал, молча подошел к футляру, открыл его и, заглянув, продемонстрировал мне содержимое. Мундштука на саксофоне не было...
x x x
Михаэль морочил мне голову еще около часа. Я горько пожалела, что Лина избежала этой участи. Он выспрашивал, не видела ли я, кто стоял рядом с эстрадой за пять минут до происшествия, за минуту, через минуту после того, как закончил Руби, и так далее, без конца. Но я твердо стояла на своем: у эстрады в течение десяти минут, кроме нас с Линой, никого не было.
Наконец, Борнштейн понял, что от меня больше ничего не добиться, и отстал. Он принялся расспрашивать музыкантов, а я, от нечего делать, пошла бродить по Оленьему парку. Ноги сами принесли меня в ту сторожку, около которой намедни мы с Денисом отсиживались в кустах.
Дверь была полуоткрыта. Ничто так не стимулирует здоровое любопытство, как незапертая дверь. Просто невозможно не войти. И я вошла.
Внутри стоял запах пыли. В углу столбиком были нагромождены пластмассовые садовые стулья. Валялись какие-то пакеты, картонные коробки. В общем, кладовка для почти ненужных вещей.
Пожалев, что вообще сюда зашла, я повернула было обратно, но тут мое внимание привлекло окно. Мутное, давно не мытое стекло практически не пропускало света. Но даже в при таком слабом освещении я заметила, что на грязном подоконнике что-то валяется. Подойдя поближе, я пригляделась и протянула руку, чтобы взять этот предмет. Но тут же отдернула, так как на подоконнике лежал конусовидный эбонитовый наконечник - скорее всего, пропавший мундштук от саксофона. И у него был отломан кусочек с краю.
Поспешив выйти из домика, я бросилась было бежать к Михаэлю, но остановилась и задумалась. Пока я его найду, пройдет пять минут или десять. Все может случиться за это время. Лучше не рисковать. И я не нашла ничего лучшего, как позвонить ему по сотовому телефону.
– Алло, Михаэль, это я, Валерия.
– Где вы? И почему вы звоните?
– Михаэль, я не могу отойти, лучше идите сюда.
– Куда это сюда?
– По гранитной дорожке до бассейна, а там между пальмами к маленькому
Телефон отключился. Через несколько минут на поляне перед сторожкой показались обеспокоенные Михаэль и один из охранников зала торжеств.
– Валерия! Как вы меня напугали! Я было подумал, что вы попали в капкан...
– Посмотрите вот на это, только не трогайте руками, - и я завела его на склад.
– Ничего себе!..
– ахнул он.
– Вам везет, как новичку в покер! Валерия, вы ничего не трогали?
– Нет, и вам не советую. Этот мундштук, вероятнее всего, отравлен.
Следователь достал из кармана носовой платок, осторожно сбросил на него пластмассовый наконечник, и мы вышли наружу.
При свете дня эта штучка выглядела вполне безобидно. Вот только...
– Валерия, посмотрите, - Михаэль поднес платок к моим глазам.
– Вот и жало...
На черной гладкой поверхности виднелся маленький заусенец, но, несмотря на свою величину, он казался весьма острым.
– Нужно немедленно отдать в лабораторию, - сказал он и положил платок в карман.
– Что вас понесло туда, Валерия?
– спросил меня Михаэль.
– Вчера мы с Денисом гуляли здесь и оказались случайными свидетелями одного разговора.
– Интересно...
– Борнштейн подался вперед, как гончая, почуявшая след.
– Продолжайте.
– Разговаривали двое, причем на повышенных тонах. Один не местный, турист из России. Другой был странно одет и вообще производил впечатление бомжа, попавшего на светский раут.
– Вы знаете имена, фамилии?
– Постойте, дайте вспомнить. Лина что-то мне рассказывала о туристе. Нет, не Лина, - я потерла лоб.
– Вспомнила! Леонид Горелов. Так второй назвал иностранца. Он еще денег у него просил, а Горелов сердился и кричал, что евреи ему надоели.
– Насильно мил не будешь, - усмехнулся Михаэль.
– А как звали второго?
– Мика Перчиков. Он одет в джинсы и футболку. Я еще подумала, что наряд, прямо скажем, не авантажный для такого приема. Мика еще сказал, что они втроем вместе учились в Москве, в институте геологии.
– Неплохо для начала, спасибо, - поблагодарил меня следователь, - Надо будет тут тщательнее поискать... А сейчас давайте вернемся к музыкантам.
Ансамбль не репетировал, все сидели на краю эстрады и ждали нашего возвращения. Подойдя к ним, Михаэль вытащил из кармана платок.
– Посмотрите, пожалуйста, - сказал он ребятам, разворачивая вещественное доказательство, - можете ли вы сказать, что это такое?
Йоханан хотел было взять мундштук, но Борнштейн отвел руку и предупредил об отпечатках пальцев. Музыканты окружили Михаэля и громко переговаривались, обсуждая увиденное.
– Нет, - сказал Йоханан, подводя итог, - это не Венин мундштук. У него более длинный и сделан из эбонитовой пластмассы. Веня его из Союза привез, такие здесь не делают.
– А этот из чего сделан?