Смерть возрожденная
Шрифт:
Отдав коня церковному служке, барон вошёл внутрь. За столом при входе сидели два орденских рыцаря с вышитыми на туниках светло-серыми монетами – люди самого комтура. Значит, Анориа находилась здесь в безопасности. Хотя бы об одной дорогой для себя женщине Кулес мог не беспокоиться.
– Кто такой? – по-офицерски спросил один.
– Барон Кулескор Кортрайну, – поклонился гость. – Мне нужна молитва от сестры Анориа. Готов сдать оружие.
Рыцари осмотрели его. Говоривший ткнул локтем напарника, тот кивнул и сказал:
– Положи на стол, друг. Но – Творец Всемогущий любит ответственность – позволь обыскать
Разоружённый Кулескор двигался по пустым коридорам в направлении большого зала с алтарём. Рыцари сообщили, что обычно Анориа проводит время за чтением там, где её может найти любой желающий, будь то пришлый военный или простой горожанин. Умела она лечить не только физические, но и душевные травмы. Это Кулес помнил и без слов привратников, что расписали деяния жрицы во всех красках.
Венчал зал огромный золотистый анх, под которым располагался алтарь. Вокруг стояли десятки лавок. Резные мозаичные витражи едва пропускали свет, потому зал освещался множеством жаровен и фонарей. По углам скамей сидели несколько человек, каждый молился про себя. Кулес нашел на первой лавке женский силуэт, покрытый капюшоном. Доверившись удаче, барон сел рядом.
– Ты всегда молишься одна? – поинтересовался он и устремил взор к алтарю.
– Выше моего сана нет священнослужителей при всём церковном собрании Наркивьи, – её мягкий, почти родной, голос напоминал щебетание певчей птицы. – Я провожу молитвы и обряды самостоятельно, изредка пользуясь помощью послушников. Но здешние слуги Творца весьма неряшливы, глупы и апатичны. Потому их помощь требуется только при тяжёлых случаях.
– Например, – смекнул Кулескор, – когда нужно провести экзорцизм, держать порабощённого демонами оккультиста?
Как заметил барон, аббатиса кротко улыбнулась. Едва выглядывающая из-под капюшона улыбка её словно являлась предвестником злого рока. Но сия дева, помнил провинциальный дворянин, отожествляет со своим именем всевозможные добродетели, какие могут слиться в непорочной, интеллигентной, верной чистым помыслам женщине. Той, что избрала путь богослужения в противовес личным интересам.
– Как может лишённая дворянского статуса собственной волей маркиза являться одной из значимых фигур планируемого восстания?
– Так же, как ничего не значащий барон. Не забывай, не я лишила себя статуса, а Пир. Он распорядился лишить меня права иметь детей. И я подчинилась Его воле, ушла в монахини во имя чего-то более высокого, чем материальное.
Говорила она незнакомым тоном. Не то насмехалась, не то говорила серьёзно. Возможно, последние месяцы или годы изменили её. В худшую сторону, боялся Кулес.
– И всё же? – спросил он.
– Информация, любезный мой друг, – она продолжала прятать светлый взор ясно-голубых глаз под капюшоном, словно её интересовал пьедестал алтаря. – Ты не единственный, с кем мне пришлось познакомиться за годы церковной службы. Магистры с комтурами, маркизы и даже мои дальние родичи, что обеднели и искали у меня пути к обогащению. Я же, лишившись всего материального, могла делиться с окружающими только духовными благами. «В молитве единой сомкнём мы руки, по заслугам и помыслам…
–…воздадим же лишённым их право и веру, возвернём их на путь справедливого мира», – закончил Кулескор. – Помню твои слова, словно ты произносила их вчера. Твой голос эхом засел в моей голове.
– Это великий дар Творца, – Анориа слегка повернула голову, показались нижние веки. – Кулескор, ты видишь во мне объект своих юношеских желаний. Не знаю, зачем явился сюда, но должен знать без меня: надев рясу, я убила в себе женственность.
Барон застыл на скамье, боялся пошевелиться. Она обладала не только невероятной аурой властности и вдохновения. Мягкий голос её иногда скрежетал стальным прутом по решётке темницы.
– Я верен своей супруге, любимой Клайле. С момента обручения не имелось у меня более ни одной женщины. Жду не дождусь, когда мы с комтуром отправимся в столицу. И заберём мою семью оттуда, если они не сбежали. Но ты, Анориа? Помнишь наше знакомство?
– Молодой воин, напоминающий отца походкой и серьёзным лицом, – она вновь отвернула голову. – Помню все твои комплименты, а также обещания снять с меня рясу и надеть узорное платье.
– А я помню, что ты пророчила мне множество детишек, поход к дальним берегам, верных друзей и настоящую красавицу-жену из более благородной семьи, чем моя. Ничего из этого так и не сбылось. Детей двое. Верных друзей, кроме кузена, нескольких баронов и рыцарей по всей конфедерации, кузена и коня не имею. Про соседа-вероотступника умолчу. На других материках я не бывал. Разве что жена красавица, но из мелкого рыцарства.
– Тогда я ещё умела шутить, – монахиня устремила лик к пьедесталу с алтарём. – Тебя влекло ко мне, ибо я как две капли твоя супруга, верно?
– Нет, напротив, – помотал головой он. – Именно Клайлу я нашёл по твоему подобию. И даже не разочаровался в своём выборе.
Кулес осмелился взять Анориа за ладонь. Аббатиса вырвалась.
– Всю свою жизнь я гадал, что же заставило такую сильную женщину надеть рясу и отказаться от феода, – Кулескор искал диалога взглядов, но собеседница не поворачивалась. – Ведь ничто не мешало оставаться тебе главой семьи, пока у твоих младших сестёр не родятся сыновья. С твоим умом ты могла создать сильнейший маркизат конфедерации. Возможно, если бы ваши земли были сильны, то церковь бы дважды подумала, стоит ли баловаться оккультными науками и пригревать на груди змею-короля.
– Рано или поздно каждый человек должен сделать решающий в своей жизни выбор. Кем он хочет стать, – она показала ему слезящиеся глаза. – Хочет ли барахтаться в проруби пойманной на крючок рыбёшкой. Либо возглавить косяк, что бороздит просторы морей. Я всю жизнь боялась открытой воды. Моё место – трепыхаться подле проруби. Ждать, когда Он распорядится, что мне более не позволено дышать. Пока же тело моё пусть привлекает иных рыбаков. Пусть они кормят свои семьи у проруби, в которой меня поймал первый рыбак. Но не лезут в открытое море. Шторма не щадят рыбацкие лодки.
– Я явился сюда не просто так, распознав на собрании тревогу, которую ты скрывала за молитвой. Давая людям веру, ты жертвуешь частицу себя, – барон взглянул на алтарь и заметил, как спутница кивнула. – За свою жизнь я убедился, что веру невозможно получить от высших сил. Она изначально заложена в каждом из нас. Либо ты сохраняешь её, либо теряешь. Ответь, мой светоч: сколь много веры осталось в тебе? Не отдала ли ты слишком много?
Жрица начала рыдать. Кулес осмелился обнять. Она не сопротивлялась.