Смертельная печаль. Саби-си
Шрифт:
Добравшись до дома, мы с Сакана-сан обнаружили, что все уже собрались и готовы к выезду в ресторан. Ждут нас. Самым ярким впечатлением от поездки было не то, каким шикарным был ресторан и какой изысканной была еда, но то, что все это действо меня больше беспокоило, нежели радовало. Я чувствовал во всем происходящем какую-то натяжку – долг перед обычаями и правилами этикета. Мне же хотелось видеть искреннюю радость оттого, что, спустя столько лет, они увидели своего старшего брата. Каким бы он ни был. Но вот этого как раз и не было. Сначала я успокаивал себя тем, что возможно за долгие годы перестал понимать правила поведения и смысл происходящего по-японски.
Они не хотят видеть меня родным им человеком. Им проще играть плохую игру, потому что так принято, чем высказать мне все, что они думают на самом деле. И чем больше росла моя уверенность в понимании этого, тем больше мне хотелось увидеть моих братьев пьяными. Возможно, это раскроет их души. И я не ошибся. Вернувшись домой, мы продолжили выпивать.
В какой-то момент Бундзо спросил меня о моей жизни после войны. Но как только он произнес эту просьбу, я уловил в его словах скрытый подтекст, иронию.
У меня не было желания говорить с ними об этом в тот вечер хотя бы потому, что были они пьяны. А еще и потому, что я чувствовал – они не хотят меня понимать.
Они уже отгородились от меня своим пониманием произошедшего. И что бы я ни говорил, что бы не объяснял, сейчас они не готовы слышать меня.
Я попытался им объяснить, что сегодня не расположен говорить об этом. Что это долгий разговор, и лучше его вести на свежую голову. Но было уже поздно. Алкоголь сделал свое дело, их прорвало. Первым начал Бундзо.
– Ты, что думаешь, что ты герой? Столько лет мучался и страдал, и теперь тебя все будут за это любить и уважать? Все твои мучения и злоключения никому не интересны. А знаешь почему? Потому что всего этого не должно было быть вообще, если бы ты повел себя как мужчина и как воин. Так как это предполагает кодекс чести воина. Мы все эти годы посещали храм Ясукуми. Родители с почетом хранили медали цветка вишни в память о своих сыновьях. А теперь мы узнаем о том, что ты предпочел позорный плен благородной смерти. Почему ты не совершил харакири? Слава Богу, отец не дожил до этого дня. Он бы не выдержал этого позора. До последних дней он думал о тебе как о герое, отдавшим свою жизнь, за свою родину. И что же он увидел бы сейчас?
Разговор давно перешел на высокие тона. В какой-то момент я понял, что уже не смогу стерпеть услышанного от своих младших братьев. К тому времени все мы уже были изрядно пьяны, и, очевидно, это сыграло решающую роль. Сознание заволокло словно туманом. С трудом вспоминаю, как все произошло, но в какой-то момент я вскочил и несколько раз наотмашь ударил обоих. Завязалась натуральная драка, в которой была разбита посуда, перевернут стол, порвана одежда.
Женщины, крича, бросились нас разнимать. Хорошо, что им удалось нас утихомирить. Со стороны, должно быть, все смотрелось очень глупо. Трое седых, к тому же пьяных стариков неумело дерутся как школьники.
Далее я не мог позволить себе оставаться в этом доме.
– Посмотрите вокруг, посмотрите и вы поймете, что все ваши слова лишь пустой звук. Вы живете в районе Ацуги – районе американской военной базы. Так о нем говорят сейчас. Разве такое можно было представить себе в тот год, когда мы последний раз с вами виделись.
Разве за это погиб наш старший брат? Разве смогли бы вы ему объяснить, что соседство с американцами для вас выгодно. «Они охраняют наш сон», сказали бы вы ему. Все мы родились и выросли в семье потомственных самураев. И не мне вам объяснять кодекс чести
Ваша война давно закончилась, а моя все еще продолжается. Потому что я до сих пор не могу вернуться домой.
Однако вы свое положение оправдываете. Меня же понять вы не смогли. Никто из вас не был на той войне. Никто из вас не сидел в лагерях, в плену. Не видел и не чувствовал на своей шкуре колымской зимы. Для того, что бы вы смогли меня понять, вам нужно пройти этот путь. Только после этого вы, возможно, поняли бы, что харакири не самое страшное испытание для духа. Есть вещи и пострашнее самой смерти. У русских есть хорошая пословица: «Сытый голодного не разумеет». Вам не понять меня уже никогда, если мне приходится объяснять вам такие вещи в вашем преклонном возрасте. Слепцы. И не вам корить меня памятью нашего отца и брата. Возможно, они бы меня, как раз поняли. Вызовите мне такси, Сакана-сан, я уезжаю.
Женщины находятся в состояние шока. На них как столбняк напал. Никто из них не ожидал такого развития событий.
– Соберите мои вещи и сумку. Прошу Вас.
– Синдзи-сан, как же так. Разве теперь вы можете вот так уехать из родного дома? – Я вижу в ее глазах искреннее желание не отпускать меня.
– Сакана-сан, сделайте то, что я прошу. Сейчас мы не будем обсуждать ничего. Я уеду и несколько дней буду жить в гостинице. В какой, я сообщу позже, по телефону. А там время покажет, как быть дальше. Все, обсуждение на этом закончим. Я выйду на улицу подышать свежим воздухом.
Через несколько минут из дома вышла Сакана-сан с моей вещевой сумкой и плащом.
– Синдзи-сан, вот Ваши вещи, такси ждет за воротами.
– Сакана-сан, сейчас я прощаюсь и говорю Вам, что мне жаль, что все так обернулось. Но оставаться сейчас в Вашем доме я не могу. До свидания. – Я выхожу к дороге и сразу сажусь в такси.
– Добрый вечер, – я обращаюсь к водителю. – Мне нужно добраться до гостиницы. Вы можете помочь мне найти недорогую гостиницу, желательно в центре города.
– Да, думаю, я смогу помочь Вам в этом. – Водитель такси сидит за рулем в белых перчатках. Моему глазу это непривычно. – В районе Синдзюку есть недорогая гостиница, Плаза Отель. Если Вы не против, я отвезу Вас туда. Очень удобно для осмотра города, и железнодорожная станция рядом.
– Отлично, поедем в Плаза Отель.
Сколько мы ехали? Я не заметил бега времени. Все мое внимание рассеяно тяжелыми мыслями. Зол ли я на своих братьев. Нет, пожалуй, злости нет. По крайней мере, уже нет. Осталась какая-то пустота внутри. Обидам и злобе во мне уже места нет. Как будто я был ко всему этому готов, но не хотел верить в возможность столь печального развития событий. Вот только разочарование меня сейчас беспокоит. А мне бы очень не хотелось уезжать отсюда с ним. Как это странно получается. Человек понимает, что был счастлив лишь в прошедшем времени. Я был счастлив тогда-то, в прошлом году, в юности. Как редко мы говорим себе: «Да, я сейчас счастлив». Человек – крайне странное существо. Что-то нам всегда мешает, чего-то не хватает, чем-то недовольны, хоть самой малостью, но все же. Отчего так? Я хочу за кого-нибудь порадоваться. Есть кто-нибудь счастливый уже сейчас? Отзовитесь. Что же вообще нам нужно для счастья? Каков ответ? Чтобы все было хорошо, причем у всех. А разве так может быть? Думается мне, что нет. Так что же, тогда выходит, что, даже будучи счастливыми в прошлом и осознавая это, некогда бывшее, счастье только сейчас, мы понимаем, что тогда были счастливы неполноценно? Вот одно из непреодолимых противоречий человеческой натуры.