Смертельное шоу
Шрифт:
– - Нет, попса. Мотивчик веселенький такой...
– - А бард... этот... Джиоев?
– - еле вспомнил он.
– - Десятый, -- после паузы ответила она.
По сморщенному лобику можно было судить, что она с трудом отыскала эту строчку в памяти.
– - Да, точно десятый! После него группа с длинным-длинным
названием. Я еще подумала шутя, что их в десятку не включили
только потому, что их на финале трудно и долго объявлять надо...
А Санька, сразу забыв всех участников конкурса, забыв Перевальное, забыв
– - Давай выступим в финальном туре вместе!
– - Как это?
– - густо покраснела она.
Сверху, с ресторанной палубы, растекалась по набережной мягкая шелковистая музыка, дул легкий бриз, ноздри щекотал запах шашлыков и жареной кефали. Хотелось подпрыгнуть, ввинтиться в смесь, состоящую из этих звуков и запахов, и она чуть не сделала это прямо при Саньке. А может, и сделала бы, если бы не его странное предложение. Оно окаменило ступни, и она, только чтобы избавиться от этого ощущения, переступила с ноги на ногу.
– - Как это?
– - повторила она.
– - Понимаешь, в финале нужно исполнить две вещи. Желательно новые. Андрей предлагает сделать римейк из наших прежних песен, а я... Я хочу новое, совсем новое. Одна вещь... это... это... вальс!
– - почти выкрикнул он первое, что пришло на ум.
– - Как там, наверху?
– - вспомнила она их танец.
– - Да. С теми словами. Я уже дописал. Не шедевр, но с рифмами. Проблема в том, что я не могу вальсировать сам. Мне нужна ты!
Она еще раз покраснела. И еще сильнее стала похожа на прежнюю девочку-роллершу.
– - Я приглашу тебя из зала на сцену, и мы провальсируем вместе...
А вторая песня... вторая... Нужно что-то яростное, современное, как твои коньки-ролики...
– - Напиши про ролики, -- наивно предложила она.
– - Ты думаешь?
– - А я попрошу наших мальчишек устроить на сцене что-нибудь в агрессив-стайле...
– - Надо подумать, -- напрягся Санька.
– - Что-то в этом есть. Можно Ковбоя пригласить. Он здорово гоняет...
– - Ковбоя не надо, -- насупилась Маша.
Он еле отыскал ссадинку на ее щеке. Она сузилась до точечки, но все еще сидела на коже.
– - Ладно. Не надо, -- согласился он.
А музыка с ресторанной палубы стала заметно громче. Она казалась вылетающей из магнитолы, которую поднесли чуть ближе. Музыка одуряла, пьянила, хотя он и не мог объяснить почему. Букаха, девицы, измазанные в грязи, сановные гости -- все, все и даже парни из "Мышьяка", уже почти родные парни, были оттеснены временем, новостью о четвертом месте, музыкой оркестра. И Санька сдался.
– - Пошли потанцуем, -- протянул он правую руку ладонью вверх.
– - Пошли, -- послушно накрыла она эту ладонь своей узкой загорелой кистью.
И теперь уже забылось все. Даже то, зачем он ей протянул руку.
Настолько сильно забылось, что он прижал ее к себе, обнял и медленно, осторожно отыскал ее губы. Маша напряглась,
– - Тебя никогда не целовали?
– - Не-ет, -- еще тише ответила она и ребенком, глупым сонным ребенком положила ему голову на плечо.
Он накрыл ее затылок ладонью и подумал, что теперь ему просто жалко целовать ее. Ведь целуя, он изменял Машу, делал ее взрослой. Ее жизнь теперь резко разделялась на жизнь до него и после. А может, уже разделилась? И у него тоже?
Он только собрался сказать об этом, как внизу, у трапа, противно взвизгнули тормоза. Машины по набережной не ездили. Даже ночью. Это он знал точно.
Подав голову влево и не отнимая руки от ее теплого затылка, он увидел "жигули" у трапа. Багажник был уже открыт, и из него доставал чемоданы невысокий коротко остриженный парень. А рядом с ним переминался с ноги на ногу высоченный пижон с длинными, кольцами вьющимися волосами и терпеливо слушал речь невысокого.
Матрос, стоящий у трапа, козырнул пижону и просигналил наверх. Тут же мячиком по нему скатились два коротких матросика и угодливо подхватили чемоданы пижона. "Жигули", распугивая гуляк, понеслись от трапа не меньше, чем на ста кэмэ, и Санька вспомнил, что и в Москве крутые запросто заезжают на тротуар на Новом Арбате. Каждый живет по своим законам.
– - Ты любишь меня?
– - в плечо, глухо спросила она, и Санька пробормотал:
– - Во-ова... На ловца и зверь...
– - Не любишь?
– - оторвала она голову от его груди.
Через секунду из глаз хлынули бы слезы. А по трапу грохотали кирзачами-прогарами матросы. За ними лениво поднимался Витя-красавчик, их самолетный попутчик, предсказатель-экстрасенс.
– - Люблю, -- вынужденно сказал он.
– - Очень.
– - И я.
Витя-красавчик, за которым Санька гонял Ковбоя по элитным гостиницам и казино, оказывается, преспокойненько жил на теплоходе. Чемоданы, впрочем, могли означать и переезд.
Или вообще прилет. Значит, что-то заставило его разорвать отпуск. Или у экстрасенсов-предсказателей нет отпусков?
– - Машенька, я тебя очень люблю, -- сжал он ее руки у груди.
– - Ты меня отпустишь на минутку?..
– - Это нужно?
– - похоже, обиделась она.
– - Очень. Я увидел одного знакомого. Могу потерять...
– - Хорошо. Иди.
После такого обиженного, подрагивающего голоса никуда идти не хотелось.
– - Не дуйся, пожалуйста, -- попросил он.
– - Я не дуюсь, -- вырвала она руки из его тисков, повернулась и стремглав бросилась по палубе.
Приморск не отдавал ему своих девушек. Нина отмолотила его сумочкой за убитого Томогочу. Маша выразила обиду побегом.