Смертельный дозор

Март Артём

Лиса немного изменилась: объемные бока ее спали, а соски набухли и обвисли. Я сразу понял, в чем было дело. Когда из норы послышался беспокойный писк щенят, дошло и до Наташи.

— Ощенилась, — с тихим восторгом проговорила она, широко раскрыв глаза и показав белые зубки в улыбке.

— Ощенилась, — спокойно подтвердил я. — Наташ?

— М-м-м-м?

— А смотри, как еще она может.

Я медленно потянулся к Муське, и та перестала есть, немного напряглась. Даже слегка прижала уши к голове. Когда я тронул ее макушку и погладил между

ушами, лисица медленно подняла их и расслабилась. Снова стала есть, словно бы и не замечая, как я аккуратно вожу рукой по ее холке.

— Она ручная стала? — С радостным придыханием спросила Наташа.

— Не со всем. В руки не дается, но погладить уже можно, — ответил я с улыбкой.

Курбан с удивлением хрипло пробормотал что-то не по-русски, потом добавил:

— Никогда такого не видал, чтобы дикий зверь так просто к рукам привыкал.

— Мы ее больше месяца каждый день подкармливали, — пояснил я, — первым погладить ее решил Алим Канджиев. Не далась. А вот Семирикин уже смог. Похвалился потом на заставе. С тех пор каждый из парней, кто к Муське ходит, еще и погладить ее не забывает.

— Необычно как, — сказал вдруг Курбан, — я думал, она теперь навсегда на людей обозлиться. А тут вот как получилось.

— И почему же ты так думал? — Спросил я, бросив на старого таджика взгляд.

Улыбчивое лицо его вдруг переменило выражение. Стало каким-то задумчивым. Он нерешительно поджал губы.

Наташа тоже как-то погрустнела. Кажется, она знала, о чем ведется речь.

— Силки те, в которых эта лисица попалась, я расставил, — сказал виновато Курбан. — Но, конечно, не на лис. На зайцев. Когда мне Наташа рассказала про вашу Муську, я ей сразу признался. А еще, потому и согласился помочь ей, что виноватый во всем оказался.

— Я на него не в обиде, — тихо сказала мне Наташа, когда я глянул на нее с немым вопросом в глазах.

Не ответив, я кивнул. Потом встал.

— Я пойду, — сказал я. — Служба.

Наташа вдруг глянула на таджика, и тот закряхтел, стал топтаться на месте неуверенно.

— Ну… Мне тоже пора. Сауле сегодня еще не летала. Надо бы ее отпустить проветрить крылья.

С этими словами старый Курбан обернулся и принялся шумно пробираться между зарослей, удаляясь от ореха.

Наташа некоторое время смотрела в его широкую, немного сутуловатую спину. Потом заглянула мне в глаза.

— И долго ли мы с тобой не сможем увидеться? — Спросила она тихо.

— Увидимся. Скоро. Это я тебе обещаю.

Девушка улыбнулась и прижалась ко мне, уперлась лбом в грудь.

— И я тебе тоже верю, Саша. Верю и буду ждать этого дня.

* * *

— До свидания, дядюшка Курбан! — Крикнула Наташа и помахала Курбану ручкой из-за невысокого заборчика, выложенного из больших камней.

— До свидания, девочка моя, — ответил ей Курбан, — передавай привет своему отцу! Пожелай ему от меня доброго здоровья!

— Обязательно!

Наташа зашагала по тропинке к лагерю геологов,

который те разбили теперь в новом месте, под невысокой скалой с нехитрым названием «Лах», что, на русский так и переводилось «Скала».

Как только девушка ушла, Курбан помрачнел. Обернулся к своему низенькому глиняному домику с плоской крышей, деревянной дверью и единственным окном в потолке.

В нешироком дворе Курбана, обнесенным каменной изгородью, было небогато. Курбан в принципе жил не бедновато, а еще крайне замкнуто.

Если б гость решил посетить хозяйство старого охотника, он бы увидел во дворе, кроме домика, небольшой сарай с навесом и подвалом, пустой загончик для скота и построенную на крыше дома голубятню из досок и новой рабицы, которую Курбан умудрился достать в колхозе.

Курбан даже не был уверен, разберет ли гость: где тут сарай, а где личное жилище охотника.

Старик вздохнул. Вот как может распорядиться судьба: родился на богатой вилле из камня и благородных пород дерева, а жизнь свою заканчиваешь здесь, в глиняном домишке, продуваемом ветрами со всех сторон света. Такое положение дел всегда казалось Курбану несправедливым.

Старый охотник снова вздохнул, посмотрел на сероватое небо. Потом направился к голубятне.

Он поднялся по скрипучим и гниловатым ступеням, что сам сладил у северной стены своего домишки. Взобрался на плоскую шиферную крышу и, аккуратно ступая, подошел к голубятне.

Внутри, на длинных насестиках урчали, волновались и хлопали крыльями разномастные голуби. Жили тут красногрудые Чинны, мраморно-седые Челкары, сизокрылые красавцы породы Хаккия и другие разномастные виды голубей.

Курбан глянул вверх, к небу. Там медленно парили и хлопали крыльями те из его подопечных, которым захотелось сегодня ветром пощекотать свои красивые перышки.

Немало было у Курбана красивых голубей. Немало редких пород, которые он долгие годы лелеял для собственного удовольствия. Потому что находил отдушину в этих красивых птицах.

Однако сейчас его интересовали не они. Другой, скромный и белокрылый голубок, сидевший в уголке голубятни, привлек внимание старого охотника.

Курбан зашел внутрь, но голуби, привыкшие к хозяину, его не испугались. Они продолжали мурлыкать, гордо дергать своими маленькими головками. Курбан взял белокрылого, осмотрел его розовенькие лапки. Потом почему-то оглянулся.

Он знал, что для всех в округе Курбан Маджидов — лишь странноватый и одинокий отшельник. Добродушный колхозный шофер. И больше никто. Тем не менее, Курбан волновался. Казалось ему, что сейчас, именно в этот самый момент, чужой недобрый взгляд шарит по его спине. Он набрался смелости, потому что знал: скоро его жалкая жизнь закончится. Наступит иная, богатая жизнь. Такая, которой, по его мнению, он заслуживал гораздо больше.

Курбан снял с лапки голубя маленький, запечатанный воском контейнер, сделанный из гусиного пера. Отломил крышечку и достал крохотную записку.