Смертельный огонь
Шрифт:
Он видел лишь гнев. И снисходительную веселость.
— Сомнения, — сказал Магнус, и его губы растянулись в жестокой улыбке. — Они опустошают тебя, как нож мясника.
Нумеон хотел возразить, сказать о своей вере и цели, но знал, что перебивать полубога крайне неразумно.
Если Магнус и услышал его мысли, виду он не подал. Вместо этого он поскреб ногтями обшивку и постучал посохом по полу, словно ему весело было видеть, в каком плохом состоянии их корабль.
— Вы бросаетесь в варп, не думая, что будете делать, и не понимая, что за океан вам предстоит
Нумеон чувствовал в коже покалывание от его горячей ауры, но не шевелился. Он знал, что все они балансируют на лезвии ножа, по обеим сторонам которого ждет бездна. Он также начал понимать, что Магнус стоит на том же лезвии, обреченный упасть, и теперь решает, на какую судьбу обречь Нумеона и его братьев. Примарх наклонился вперед, словно желая лучше разглядеть душу Нумеона.
— Все вы сбились с пути, но ты самый заблудший.
— Да, мы сбились, — сказал Нумеон наконец и попытался встать, но сил не оказалось. Ему хотелось схватить молот, надеясь на прилив уверенности, на очередное чудо, но таинственные силы печати благоразумно не проявлялись в присутствии примарха.
Магнус смотрел на него сверху вниз, как король смотрит на раба, как человек смотрит на насекомое.
— Помоги нам, — взмолился Нумеон, осознав, что он должен убедить примарха, в какой они беде. — Помоги моему отцу, своему брату.
Магнус улыбнулся, но улыбка вышла кривой и больше походила на хмурую гримасу.
— Ты веришь, что я могу?
— Да.
— А может, я призрак, осколок, выдумка, порождение твоего беспокойного разума?
— Вы выглядите таким же реальным, как я и как мой отец. — Нумеон показал на святилище.
Магнус выпрямился, для чего ему пришлось тяжело опереться на посох.
— Вулкан. — Он сощурился, и на лицо легла паутина морщинок. — Ты хочешь вернуть его.
Нумеон вздернул подбородок. Огромным усилием воли он поднял руки и снял шлем. Он хотел посмотреть Алому Королю в глаза, заявляя:
— Вулкан жив.
Лицо примарха потемнело еще сильнее, но от грусти, а не гнева.
— Он мертв. Вулкан мертв.
— Нет, — яростно замотал головой Нумеон. — Я отказываюсь это признавать. Я отказываюсь…
— Ты отказываешься? — прогремел Магнус, нависая над коленопреклоненным Саламандрой. — Это не просьба. Мой брат погиб, его разум исчез, его сущность распалась. Вы везете труп, и только.
Нумеон хотел ответить агрессией, вонзить свой клинок в это лживое создание, но он понимал, что его жизнь оборвется в тот миг, когда он поднимет руку.
— Он жив, — сказал он вместо этого.
— Ты веришь…
— Вы тоже, иначе зачем вмешиваться? — Нумеон указал на застывших, как статуи, сирен.
Магнус опять уменьшился, приняв сгорбленный и усталый вид, и посмотрел на одно из существ.
— Маленькие демонетки… — Злой взгляд задержался на сиренах. — Это нерожденные, пустые оболочки, жадные до душ, гнусные порождения черных эмоций. Их создали смертные — их и все, что было до них и будет после. Я видел
— Я не понимаю.
Магнус перевел свой зловещий взгляд на Саламандру. Он совсем не походил на того блистательного примарх а, о котором рассказывал Вулкан, но оставался надменным и грозным.
— Не многие понимают, кроме моего отца и меня. — При упоминании Императора лицо Магнуса дрогнуло от какой-то затаенной боли. — И, возможно, Лоргара, хотя мой брат имеет склонность браться за то, что ему не по силам.
— Нет, — ответил Нумеон. — Я не понимаю, почему вы здесь. Если вы хотите покончить с нами, так покончите. Но Магнус, про которого мне рассказывал отец, был мудр и благороден.
— Твой отец, значит? Думаешь, он знает меня, мою душу? Я-то его душу знаю.
Лицо Магнуса вдруг начало меняться, словно какая-то невидимая рука лепила его заново из глины, подчиняясь воле примарха. Хрупкое стало плотным, охровая плоть потемнела до цвета оникса. Сгорбленная спина выпрямилась. Конечности утолщились и стали сильнее. Кости захрустели, будто ломаясь и перестраиваясь.
Загрязненная, поврежденная броня засверкала, как новая. Следы времени исчезли, и патина на бронзовых пластинах превратилась в яркий блеск. Из наголенников выступили позолоченные края, как лепестки, раскрывающиеся на солнце. Рваная ткань плаща стала прочной чешуйчатой кожей. Грива красных волос, тонких и неопрятных, исчезла, втянувшись в продолжающий темнеть череп.
Примарх, склонивший голову и дрожащий всем телом, превращался в мифического Протея, но превращение шло тяжело. Грузовые отсеки не наполнялись светом трансформации — только болью слабого, сломленного существа, становящегося крепким, свободным от злости воином.
Последними были глаза. Нумеон не видел их, пока протеец не завершил свои мучительные преобразования и не ответил на его испуганный взгляд.
В глазах полыхал огонь, лишивший Нумеона дара речи.
— Ты искал меня, сын мой, — произнес Вулкан, выпрямляясь в полный рост.
Невероятным усилием воли Нумеон справился с оцепенением и заставил себя подняться.
Он отступил на шаг, глядя на Владыку Змиев.
— Жестокий обман, — выдохнул он, отказываясь думать о том, что подразумевало появление этого фантома. Неужели можно так легко создать копию его отца? Возможно, его обманывали раньше? — Ты не он… — Он попытался заглянуть за примарха, туда, где должен был лежать его настоящий отец, но не увидел ни святилища, ни саркофага. — Это ложь…
Вулкан метнулся к нему так быстро, что Нумеон едва успел это осознать, прежде чем вокруг горла сомкнулась рука в чешуйчатой латной перчатке.
— Ложь, значит?
Голос был глубоким и злобным, тон принадлежал Вулкану, но не слова. Он оскалился, демонстрируя драконьи клики. На шее выросла черная чешуя, закрывшая клейменные метки.
Он поднял Нумеона в воздух, сдавливая горло прямо через доспехи, и Нумеон начал задыхаться.
— Вот как ты встречаешь отца, вернувшегося из мертвых? — Вулкан моргнул, и глазное яблоко накрыла мигательная перепонка.