Смотритель
Шрифт:
– Вы их любите?
– гомерически захохотал фон Безен.
– Вы уничтожаете дома главного еврея Иисуса и всеми силами стремитесь воспитать ненависть у своего народа к представителям еврейской нации, наводняя органы безопасности их представителями.
– Хватит, хватит, - замахал на них руками апостол Петр, - я совершенно не вижу разницы между вами. Когда придет время Высшего суда, вы будете сидеть рядом на одной скамейке. Поэтому, я открою вам дверь серебряным ключом.
– Вы отправляете нас в Ад?
– воскликнули хором
– А вы что, думали, что попадете в Рай с одинаковыми заслугами?
– спросил апостол.
– Нет уж, будьте самокритичны к себе и к своим фюрерам. Они тоже будут там, может начать подготовку к их торжественной встрече.
– А что там, в Аду?
– спросили офицеры.
– Там черти и кипящие котлы?
– Боже, какие же вы дремучие, - сказал апостол Петр, - у чертей других забот по горло. Им не до вас. В Аду главный принцип: все, что ты желал другим людям - испытай на себе.
– Как это так?
– не поняли молодые люди.
– Очень просто, - сказал апостол, - коммунистам - фашистские концлагеря, фашистам - большевицкие концлагеря. И там и там работа круглосуточно за палочки.
– За какие палочки?
– чуть не плача стали выяснять кандидаты в Ад.
– За трудодни, - спокойно ответил апостол, - там у них, правда, расценки все время меняются. У них кусок хлеба стоит то пятнадцать палочек, то двадцать. Коммерсанты хреновы, большевики недоделанные.
Самосозерцание
– Не хочу!!!
– громко закричали Метелкин и фон Безен, и проснулись.
– Чего ты не хочешь, Саечка?
– Катерина держала голову Метелкина у себя на коленях и гладила по волосам.
– Ёсик, проснись, Ёсик, - говорила Мария, держа голову фон Безена на своих коленях, подозрительно глядя на Катерину:
– Слушай, подруга, а мы не перепутали наших мужиков?
– Не перепутали, - улыбнулась Катерина, - у моего за ухом родимое пятно.
– И у моего за ухом тоже родимое пятно, - неуверенно сказала Мария.
– Как разбираться будем?
– спросила Катерина.
– Имя спросим и разберемся, - успокоила ее Мария.
– А вдруг они захотят пошутить и назовутся не тем именем?
– парировала Катерина.
– Ничего не сделаешь, подруга, - вздохнула Мария, - все мужики сволочи. Потом как-нибудь разберемся.
– Долго мы спали?
– спросил первым пришедший в себя Метелкин.
– Да уже трое суток прошло, как вы спите, - сказала Мария.
– А я все думаю, чего мне так жрать хочется, - сказал фон Безен, - а где Савандорж, чем он нас опохмелять будет?
– Друг твой с мадам в камни ушли, одеяла с собой взяли, еду, так и лежать в камнях в обнимку, соскучились, однако, - сказала Катерина.
– А ты не соскучилась?
– спросил лейтенант.
– Соскучилась, соскучилась, - сказала девушка
– А ты кушать хочешь?
– спросил фон Безен лейтенанта Метелкина.
– Не особенно, - сказал лейтенант, - я, как и все русские, питаюсь Святым Духом и без пищи могу целый месяц прожить, меня только сверху нужно водичкой поливать, чтобы не засеребрился.
– Врешь ты все, - сказал штурмфюрер, - сейчас придет Савандорж и набьет в брюхо только что зарезанного кабана раскаленные докрасна камни-голыши с берега горной речки, а часа через полтора или два будет готова баранина в собственном соку, а сам сок из внутренностей и крови почитается за самое изысканное питье, из которого французские парфюмеры готовят такие духи, что раз нюхнешь и сразу заколдобишься.
– Ну, ты совсем как русский стал говорить, - засмеялся Метелкин.
– С кем поведешься, от того и наберешься, - сказал штурмфюрер.
– А ты готов пройти испытание самосозерцанием?
– Это как?
– спросил Метелкин.
– О, это очень просто, - сказал фон Безен, - садишься в поле лотоса и начинаешь выключать себя из жизни, оставляя бьющимся только сердце, как у того монаха, который сидит уже триста лет и проснется лет пятьдесят с гаком. Вот тогда и увидим, у кого и сколько серебря спрятано в организме.
– Давай, - сказал Метелкин и протянул штурмфюреру руку, - прямо с понедельника и начнем.
– Почему это с понедельника?
– не понял русской идиомы фон Безен.
– Прямо сейчас начнем. Садись, женщины наши будут судьями.
Лейтенант и штурмфюрер, подобрав полы халатов сели друг против друга на подушках и приняли позу лотоса, скрестив ноги калачиком.
Пришедшие через час женщины никак не могли дозваться до своих мужчин. Они не реагировали на звуки, а тела их медленно, но верно деревенели и остывали.
– Ой, да что это такое?
– громко по-бабьи и по-русски заголосила Екатерина.
– Oh, mein Gott, - по-немецки заголосила Марья.
– Все понятно, - сказал вошедший Савандорж, - это у них поединок такой, по-вашему, дуэль называется. Кто кого пересидит и у кого первого серебро или золото на теле выступит.
– При чем здесь золото и серебро?
– не поняли женщины.
– Однако, - ответствовал монах, - если на человеке золото выступает, то святой значит, его можно вместо иконы использовать.
– А если серебро?
– спросили женщины.
– Если серебро, - задумчиво сказал Савандорж, - то не святые они, а наоборот - великие грешники.
– Надо их вынести на улицу, - сказала из-за спин мадам Лохонг.
– Они же там замерзнут, - запротестовали женщины.
– Ничего с ними не будет, - сказал значительно Савандорж, - они ничего не чувствуют и тела их ничего не чувствуют. Все железо в крови и остальные металлы собираются в броню, которая их защищает. А в доме они только вонять будут.