Снегурочка в беде
Шрифт:
Едва попала в машину, наплевала на то, как жалко выгляжу и, обхватив себя, засунула ледяные руки в рукава пальто. Зубы постукивали.
Вот уж кто избалован подъезжающими через пару минут маршрутками, не надевает кофту и забывает перчатки!
Миша, сев на водительском место, повернулся ко мне с обеспокоенным видом.
— Черт, Леся, так и простыть можно! Надо было машину переставить, — с досадой проговорил он, включая обогрев.
Я промолчала, чувствуя, как от холода свело мышцы спины, глядела
Миша подался ко мне, требовательно попросил:
— Дай сюда руки, — протянул ладони и замер в ожидании.
Я в шоке посмотрела на него, отрицательно покачала головой.
— Все в порядке. Я почти согрелась, — солгала, отвернувшись.
Он придвинулся еще ближе, настойчиво потянул мои руки, вынимая их из рукавов. Я напряглась, не далась.
— Леся, — вкрадчиво и мягко заговорил Воронов, с подозрением, многозначительно прищурившись. — Знаешь, это не опасно. Так делают друзья, близкие люди. Или ты вкладываешь в это совсем другой смысл? Чего-то боишься?
— Не поняла тебя, — я пошевелилась, решившись взглянуть в лицо мужчины. Продолжила уверенно и невозмутимо:
— Я почти согрелась. Твоя помощь без надобности.
— Вот как раз хочу в этом убедиться. Дай сюда руки.
Сцепив зубы, я подчинилась. Так проще. Во-первых, он прав: чем жестче прочерчиваю границы, тем больше вызываю у него подозрений. Значит, надо показать: что бы он ни творил, меня это нисколько не задевает, не волнует. А во-вторых…
— Как ледышка, честное слово. Настоящая Снегурка, — с нарочитым ужасом произнес Миша, обхватив мои кисти, криво улыбнувшись.
Во-вторых, какие же горячие у него руки! Благословенно горячие.
Я затаила дыхание и едва не застонала, когда он начал легко массировать мои пальцы, ладони, согревая, разгоняя кровь, расслабляя. Поднял на меня взгляд, заставляющий плавиться, будто касающийся души.
— У тебя такие тонкие, нежные пальцы, мерзлячка моя, — прошептал, приблизив губы к кончикам пальцев, медленно выдохнул на них.
От накатившего жара согрелась мгновенно. Внизу живота осело желание, замолотило в груди сердце.
— Вот так, — он ласково поглаживал мои пальцы. Добавил бархатистым шепотом:
— Надо лучше о тебе заботиться.
Словно зачарованная, опьяненная, я глядела на него, чувствовала, слушала. Кровь стучала в висках, во рту пересохло. Как же сильно хотелось крепче прижаться к нему, такому родному, коснуться щеки, на которой уже начала пробиваться щетина, губ… Пойти дальше, намного дальше, чтобы раствориться в прикосновениях, ласках, желаниях, истоме… Ощутить его целиком. Показать, как скучала, как мне не хватало его. Очень сильно.
— Ведь все можно исправить, так? — тихо спросил Миша, оставляя
Резко очнувшись, я дернулась. Заледенела — никакого разговора о прошлом. Никогда.
— Я согрелась, спасибо, — осторожно потянула задрожавшие кисти из его хватки. Воронов отпустил, выпрямился.
— Не за что, — язвительно выдал. — И твои три короба уже закончились. Пора искать новую тару.
Поджав губы, я скинула с головы снуд, расстегнула две верхних пуговицы пальто. Миша несколько мгновений сверлил меня пронзительным взглядом, ожидая, что как-то отреагирую на его намек, а после начал движение.
Обратный путь мы проделали молча. Я невидящими глазами смотрела в окно на городские улицы в зимних уборах снега, льда, в глянце света вывесок и фонарей, пыталась проанализировать случившееся, принять какое-то решение, но чувствовала себя совершенно без сил. Не хотелось ни о чем размышлять, думать о будущем (о прошлом — тем более!).
Воронов был спокоен, будто бы даже забыл о моем существовании, сосредоточившись лишь на дороге. Ни о чем не спрашивая, он свернул в мой район, явно вознамерившись довести до самого дома. Я по-прежнему молчала, не желая вступать в спор, сопротивляться. В случае Миши это бессмысленно.
Мы уже были близко, когда зазвонил мой телефон. Неохотно полезла в сумку — говорить ни с кем не хотелось. Оказалось, что тревожила меня мама. Дома, как выяснилось, приключилась маленькая катастрофа: отсутствуют чай и батон.
— Забыла купить, представляешь! Отец без своего привычного черного без добавок и бутерброда уже извелся. И меня извел.
— Я куплю. Скоро все принесу, передай ему.
Миша остановился напротив моего подъезда, обернулся ко мне с мрачным интересом в глазах:
— И куда ты собралась? — Мужчина не торопился разблокировать мою дверь.
— В магазин. Он здесь, за углом.
— Давай отвезу.
— Не надо, — поспешила отказаться я, одеваясь и застегиваясь. — Объездной путь длинный, еще и по ямам, пешком гораздо быстрее. Пара минут — и все.
— Пара минут. С пакетом. Без перчаток, — недовольно проворчал он.
— Не сахарная. Справлюсь. — Я нетерпеливо поерзала на сиденье, намекая Мише, что пора бы меня выпустить.
— Безусловно. Со мной, — твердым тоном припечатал он и, разблокировав наконец двери, вылез из машины.
Я выскочила следом, не став дожидаться, пока он мне поможет. Мы столкнулись нос к носу.
— Знаешь что… — начала я, внутренне закипая, глядя в его безмятежное лицо. Усталость и смирение сгинули прочь. Нахальство и самоуправство Воронова вновь опасно натянули нервы.