Снегурочка в беде
Шрифт:
— Так. Что дальше?.. Я позвонил тебе, захотел тебя встретить, но ты сказала, что уже практически рядом с домом. Теоретически ты могла кого-то встретить по дороге. Или с кем-то поговорить. Или что-то произошло еще в офисе. По какой-то причине из своего возвращения ты сделала тайну. С чего бы?
Я нервно царапала ногтем кожу сумочки, невидящим взглядом смотрела в темноту за окном.
— У тебя удивительная память, — заметила вполголоса.
Конечно, можно было бы рассказать, но было так неловко… И стыдно за себя, свою
— Я три месяца ворочал в голове все эти события, солнце мое, — усмехнулся Воронов. — Пытался найти ответ на вопрос почему. Естественно, что помню все до мелочей.
«Помнит ли?» — усомнилась я. Под ложечкой засосал страх, скрутилось волнение.
— В общем, я решил реабилитироваться хоть как-то и внести свою лепту в приготовление ужина. Отправился чистить картошку. Усердствовал вовсю, когда пришла ты. Вполне себе довольная. Даже с моим отцом тогда поговорила. Притворялась, а у самой кошки на душе скребли?
Миша внезапно прервался. Бросил на меня очередной испытующий взгляд. Внутри все сжалось стальным льдом.
— А могло ли быть так, чтобы… Отец ведь тогда снова оседлал своего любимого конька. Могла ли ты услышать?..
Щеки загорелись румянцем. Я пошевелилась, поправила волосы, спросила насмешливо, но голос предательски дрогнул:
— Подслушать, хочешь сказать? — Покосилась на спутника с полуулыбкой.
Воронов внезапно надавил на тормоза. Если бы не ремни безопасности, дело бы для обоих кончилось ушибами. Мужчина свернул на обочину, заглушил мотор.
Мы уже были на выезде из города. С обеих сторон трассы призрачным частоколом высились березы, вдали устремлялись вверх огни развязки.
Миша повернулся ко мне, посмотрел испепеляюще, с жестким обвинением в глазах. Я инстинктивно подобралась, хоть и горела со стыда.
— Поправь меня, если я ошибаюсь, Олеся, — прорычал он. — Ты за чистую монету приняла все эти наши подначки, эту скверную комедию, которую мы столько лет уже разыгрываем с ним, что привыкли и сделали традицией. Усомнилась во мне, в нас с тобой. А потом малодушно ушла, решив, что гордая королева не закатывает скандала, а делает вид, что все в порядке и все идет по плану. Так?
— Поставь себя на мое место, — ледяным тоном ответила я, не отводя от мужчины взгляда, сжав в кулаки похолодевшие пальцы. Стук сердца набатом отзывался в висках.
— А ты поставь себя на мое!
— Ты мне ничего не обещал и не говорил, что любишь. Где основание не верить твоим словам в разговоре с отцом?
— А ты никогда не слышала, что замалчивать проблему нельзя? Почему ты меня прямо не спросила?
— Потому что!
— Чудесный ответ!
Тяжело дыша, мы зло уставились друг на друга. У меня звенело в ушах, а внутри все бурлило, так что представлялось: я или сойду с ума сейчас, или не выдержу — выскочу вон, на мороз и ветер, чтобы остыть.
Просто случайность, мелочь, пара
И надо быть объективной: и тогда, и сейчас я имела смутные представления о том, какие у Миши отношения с отцом, ведь Воронов вечно говорил, что он с родными на разных берегах. Да, они редко касаются серьезных тем и временами любят дразнить друг друга, но в тот день я даже не вспомнила об этом.
Я отвела взгляд от взбешенного мужчины, выдохнула и, потерев лоб, посмотрела на часы.
— Мы опаздываем, — в который раз напомнила ровным хриплым голосом.
Перепалка оставила меня без сил, по телу разливалась болезненная опустошающая слабость.
— И хрен с ним! — огрызнулся Миша. — Я во все это ввязался только ради этого разговора. Получил, что хотел, и убоялся своих желаний.
Мы помолчали.
— Я жутко, зверски злюсь на тебя, Леся, — спустя долгую минуту произнес Воронов, стукнув по рулевому колесу.
— Не новость. И если тебе станет легче, действительно чувствую свою вину. Но, Миш, у нас есть дело. Давай сконцентрируемся на нем.
— Черт бы все побрал, — процедил мужчина и вновь завел мотор.
И больше мы не проронили ни слова, хранили молчание до самого коттеджа. Я почти сразу же оставила попытки разобраться в себе, а также в том нагромождении обломков, среди которых лавировали блуждающие огни надежды, — так мне представлялась теперь собственная жизнь. Мне было и горько, и смешно, и легко, и невыносимо одновременно.
Что касается Миши, то его совершенно точно отпустило не сразу. Сосредоточенный, с ощутимо исходящими от него волнами сдерживаемой ярости, он вел машину, не отвлекаясь ни на меня, ни на трезвонивший время от времени телефон.
Более или менее собой он овладел, когда мы, одолев последний поворот, остановились у дома, украшенного фонариками столь сказочно, что невольно залюбовалась. Мягко сиял рыхлый снег, пространство вокруг словно плыло в золотистом теплом свете, который шел из освещенных окон и прожекторов, закрепленных на соснах. Пожалуй, такая картина вполне могла послужить иллюстрацией к какой-нибудь волшебной истории из детской книжки. Не хватало только главных персонажей: шагнувших из леса Снегурочки и Деда Мороза.
— Приехали. В прямом и фигуральном смысле этого слова, — резюмировал Миша.
Смысл его фразы, произнесенной саркастичным тоном, разгадать не сумела. И, собственно, было некогда размышлять над ней. Вылетела из машины одновременно с мужчиной, недовольно взглянувшим на меня, и поспешила к входной двери.
Мы задерживались на десять минут.
Воронов предупредил тамаду и гостей, что начало чуть-чуть откладывается — форс-мажор. Мы начали готовиться к выходу. Молча, каждый занимаясь своим делом. Не повторяя еще раз сценарий, дабы не ошибиться, не подбадривая друг друга, не ссорясь, не дразнясь.