Снегурочка в беде
Шрифт:
В полном молчании, глухом, давящем, переполненном электрическим зарядом, который ощутимо царапал кожу, прошло несколько минут. Я тоже отвернулась от спутника, рассеянно смотрела в окно. Сильный ветер, перемещая по земле снежную крупу, гнул ветви тополей, высаженных вдоль дома. Прохожие прятали от него носы за шарфами, поднятыми воротниками и капюшонами. На город опускался серебристо-серый вечер.
Я пыталась ни о чем не думать, не сожалеть, но факт того, что Миша ничего не ответил на мое признание,
Мужчина завел мотор и медленно двинулся по дороге, огибающей дом. Дворами мы выбрались на проспект, относительно свободный, поехали по направлению к выезду из города.
— С чего ты взяла, что я не люблю тебя? — спросил он, вновь хладнокровный и собранный.
— Ты никогда не говорил об этом.
— Чушь. Тысячу раз говорил. Да, не этими самыми словами, но давал понять, как действительно к тебе отношусь. Ты просто не слушала.
— Когда любят, говорят прямо. Или молчат, — возразила я дрогнувшим голосом.
«Ты единственная. Была, есть и будешь», «Ты мой нулевой километр», «Я не эпизод в твоей жизни, а ты не эпизод в моей», — вспомнились его фразы. Их можно было толковать как угодно, но в том, что их говорили тому, кто дорог, безусловно.
Привычка доверять Мише, уверенность в том, что он всегда искренен, боролись во мне со скепсисом и обидой.
О да, оказывается, он говорил о любви. Но иносказательно! А я, глупая, не поняла.
— Ну а я решил не говорить и не молчать. Выяснилось, что идиот, — ввернул с ехидцей Воронов.
— Что у нас следующее в приговоре? Не желаю становиться мужем и отцом? — он кинул на меня обвиняющий взгляд.
Я прикусила губу, проигнорировала реплику. Могла ли ослышаться, ошибиться в тот сентябрьский вечер? Мог ли сам Воронов ввести отца в заблуждение своим наглым заявлением?
А с другой стороны, любовь не всегда предполагает поход в ЗАГС и родительство.
— На самом деле, Лесь, тут есть немножко твоей вины, — вполне миролюбиво продолжил Миша. Впрочем, до спокойствия он пока был далек. Выдавали жесткие складки у рта, то, как часто запускал пальцы в волосы.
— Моей? — холодно переспросила я.
Он кивнул.
— Мне хватило нескольких часов первого свидания. Сразу же решил: ты поразительная, станешь моей, не отпущу. Проблема была в тебе. У тебя так глаза горели, когда говорила, что хочешь найти себя, построить карьеру. В моем представлении это не вяжется с замужеством, семьей и детьми. Короче, посчитал неправильным напирать, связывать. Решил дать тебе время, а уж потом делать предложение. И ведь ты никогда и намеком не давала понять, что хочешь чего-то большего!
Миша покосился на меня, прищурившись.
— Это должен давать понять мужчина, — заметила я глухо.
— Я намного старше тебя, а ты временами сущий
Я потерла лоб, вздохнула. Неужели же из-за собственных поспешных суждений и принципов так все запутала? Сделала больно самой себе… И Мише…
— Чтоб ты знала, — Воронов выразительно посмотрел на меня, подняв вверх указательный палец. — Я люблю тебя и хочу всего, что ты способна мне дать. Но жениться не хочу…
— Вот! — я перебила его, всплеснув руками.
— В ближайшие месяцы, — усмехнулся этот провокатор. — Свадьба — это церемония, которую всесторонне нужно обдумать, обсудить. Никакой спешки, никакого «по залету», только четкий план. Я, к примеру, без понятия, что хочу от свадьбы сам и что хочешь ты.
Открыла рот, но так и не нашла слов. А Воронов продолжал:
— И я не найду причины, с чего ты меня приписала к модным ныне чайлдфри? По-моему, отцовство — замечательное последствие отношений с любимой женщиной, которую видишь рядом. Так с чего? Это интересный вопрос, который намерен прояснить.
Я отвернулась к окну, промолчала.
Все смешалось, связалось в такую абракадабру, превратилось в пресловутый ералаш и перевернулось с ног на голову. Я не могла ошибиться в своей оценке произошедшего, не могла ослышаться тогда, но… Ошиблась, поняла все превратно. И как теперь быть?
Для начала уложить в сознании новую реальность. А она укладывалась с трудом…
— Опыт показывает, — заговорил Воронов, не дождавшись от меня каких-либо объяснений, — что бесполезно тебя просить рассказать, в чем дело. Значит, сам буду копать.
Я, кусая губы, хранила молчание, смотрела в окно на то, как быстро опускающаяся на городские улицы тьма преобразует их тоннели света, падающего из фонарей.
— Итак. Уверен, что это что-то, из-за чего, собственно, ты ушла, случилось не в тот день, а накануне. — Пауза. Почувствовала цепкий взгляд мужчины на себе.
— А накануне, вроде, все было нормально. Все как обычно. Встали, позавтракали. Я помню, ты в тот день уговаривала меня попробовать цикорий и даже обещала какой-то сюрприз за мою отвагу. Я отказался и сказал, что сюрприз и так получу. Но не в этом же причина твоей страшной обиды?
Новая пауза. Вновь он изучает мою реакцию. Я же продолжала сидеть, отвернувшись, затаив дыхание.
— Нет, не в этом. Потом мы работали. Я тогда пораньше освободился и поехал домой. Ты сказала, тебя не ждать, мол, много дел. Дел действительно было много. Ты готовила для Матвея презентацию. Он в них полный профан. Алина бы помогла, но на неделю взяла отпуск. Так что здесь все сходится.