Снежных полей саламандры

Чернышева Наталья Сергеевна

Вот и сейчас Тивиропи устроилась неподалёку, уткнулась в свой терминал, превратившись в объект мебели. Она не играла, она действительно вела себя незаметно и скромно. Черта характера или ей так полагалось по статусу?

— Расскажите о моём брате, — попросила Циссви, и Ане немного оторопела от такой просьбы.

Рассказать о полковнике Типаэске? А что рассказывать… Тем более, что язык, уже заранее, повело в сторону превосходных степеней.

— Он был жив и здоров, когда я покидала пространство Ласточки, — осторожно сказала Ане наконец.

— А до этого как всегда, — озвучила очевидное доктор Циссви, — перестрелки, поножовщины, драки, что

там ещё…

Она свела кончики тонких пальчиков, потёрла переносицу, — знакомый жест, точно так же делал и полковник Типаэск. Ане подумала, что понимает, чего заведующая отделением боится. Она боится услышать однажды финальное: погиб при исполнении, крепитесь…

— У нас на планете неспокойно, — призналась Ане.

Неспокойно. Ане помнила цену этого неспокойствия. Сожжённый Лисичанск. Взрыв в Ярсеневске. Бесконечные больничные будни под началом доктора Баранникова. Папа…

— Вам нелегко вспоминать, простите, — мягко выговорила Циссви.

Ане качнула головой:

— Нет, что вы. Спрашивайте ещё, я постараюсь ответить…

Циссви кивнула. Потом спросила:

— Скажите, эта девочка, его подчинённая — Рина Дёмина, она была с ним?

— Да, — озадаченно ответила Ане, не вполне понимая, о чём вопрос.

— Понятно, — кивнула гентбарка.

Тивиропи перестала изображать мебель и подалась к сестре со странным огоньком во взгляде. С мольбой? Надеждой? Сложно было понять. Но воздух словно бы прошило грозовым напряжением. Как будто эти двое спорили о чём-то не первый год. У обоих, кстати, был третий ранг, что удивительно. Если их брат поднялся так высоко, как только было возможно, то у сестёр на восхождение не хватило не то способностей, не то желания…

— Нет, — резко ответила сестре доктор Циссви. — Нет!

Тивиропи уныло сжалась, вновь уткнулась в свой терминал. Будь она человеком, она бы заплакала, поняла Ане.

— Простите нас, пожалуйста, — искренне выговорила Циссви. — Это… наше личное дело.

Ане кивнула. Потом задумалась. Дёмина рассказала тогда о своей несчастливой любви, но, может быть, чувства были взаимными? Просто оба — взрослые лю… кхм. Человек и нелюдь, да. Оба взрослые, и всё понимали прекрасно. Настолько, что не видели смысла во взаимных признаниях. Зачем, когда всё ясно и так?

— А вы знаете, — задумчиво выговорила Ане, — ведь кое-что изменилось… Капитан Дёмина встретила одного хорошего человека у нас на Ласточке…

Циссви подняла бровки домиком, переглянулась с сестрой. В точку, поняла Ане. В ту самую. Кажется, у гентбарцев в семье главная — именно женщина-сничаев. И кажется, кое-кто, не будем указывать пальцем, кто именно, отбегался на свободе. И хорошо. Давно пора!

Позже, уже ночью, Ане долго сидела на своей постели, завернувшись в тёплый плед. Плед она приобрела уже здесь, в одном из тех чудных частных магазинчиков, где предлагали вещи ручной работы. В Федерации вообще со вкусом играли в старинные ремесла — с поправкой на технический прогресс, разумеется. Никто, к примеру, не собирал шерсть с животных, чтобы потом спрясть её, получить нить и из той нити связать плед в расово правильную клетку. Нитки привозили с одной из аграрных планет, надо думать. И пускали в дело с большой выдумкой уже здесь, на месте.

Ане не спала, сон не шёл. Смотрела в окно — да, здесь было окно, самое настоящее окно, не экран, жилой блок медицинского сектора примыкал к внешней стене станции. Сквозь толстое стекло, забранное защитным экраном, проникал тусклый, кроваво-багровый свет остывающего светила. Через

какой-нибудь миллион лет оно совсем остынет, окончательно перестав излучать в видимом спектре.

Ане вспоминала весёлый оранжевый Снежаношар, солнце Ласточки, и крепкие руки папы, подбрасывавшие её, маленькую, в небо.

— Расти большой, — приговаривал он каждый раз, когда Ане заходилась в азартном визге. — Расти большой, моё солнышко…

Солнышко.

Вырубленный в скале коридор и кровавые слёзы из-под плотно сомкнутых век. Слова капитана Дёминой: — «Он любил вас, как мог и как умел»…

Длительное, добровольное сотрудничество. Папа, папа… Как ты мог?

Вторым пластом шла память об Игоре Жарове. Ане комкала подушку и плакала. Как забыть его руки, его губы, его голос, жар его паранормы, то неистовое, что сливало обоих в единое, переполненный огнём, целое? Ане почти наяву чувствовала дыхание Игоря, он любил, засыпая, обнимать её и тихонько дышать в ухо. И как же ей не хватало теперь этого! До дрожи в руках, до физической судороги.

Сама не сохранила, не сберегла.

Сама. Как теперь жить с этим?

Как?

Утренняя смена принесла сюрприз.

— На верфях наш пациент, — объяснила задачу доктор Циссви. — Поскольку на этой декаде дежурные по экстренным вызовам мы, то нам и работать. Мужчина, терранин, предварительные данные — обширный геморрагический инсульт, состояние нестабильно тяжёлое.

— То есть, можем не успеть? — уточнила Ане.

— Вполне, — кивнула доктор Циссви. — Но мы будем стараться. Вы полетите со мной, доктор Ламель, пригодится ваш опыт именно с человеческой расой. И еще неплохо бы захватить кого-нибудь из отделения паранормальной медицины…

Из отделения паранормальной медицины к команде присоединился молодой парень-тамме-от с четвёртой категорией. Ане только вздохнула, она надеялась поработать вместе с подругой. Энн хвалили, говорили, со временем из неё получится неординарный специалист. Жаль только, сама она относилась к своему возможному блестящему будущему без должных амбиций. Что, конечно же, сказывалось на её саморазвитии. Без постоянной, систематической подготовки рассчитывать на что-то серьёзное нечего, так говорил доктор Альтов, и Ане запомнила слова старого врача на всю жизнь.

Дорога много времени не заняла, переход от станции до малой пересадочной станции верфей занял каких-то полчаса. «Скорая космическая помощь» представляла собой небольшой кораблик на четыре реанимационных места, с мини-операционной на борту, летел с максимальной скоростью. Пилотом был тамме-от, конечно же, весёлый парень с манерами отъявленного гонщика.

Но когда прибыли, оказалось, что придётся спускаться на планету; да, у здешней недозвезды была планета. Называлась она странно — Мир имени Сто Одного Одиночества, в обиходе — имени Сто Одного. Верфи в числе прочих судов производили яхты малого и среднего тоннажа класса «атмосфера-пространство», и планету использовали как испытательный полигон для своей продукции. Имени Сто Одного находилась в зоне жизни, то есть, на ней была вода в жидком состоянии, кислородная атмосфера и даже какое-то подобие биосферы: в озёрах, подогреваемых термальными источниками, копошились мелкие рачки, рыбки и черви, по берегам росли чёрные растения, чем-то похожие на осоку. Птиц не было, хищных зверей тем более. Тусклое умирающее солнце давало слишком мало света в видимом спектре, отчего полдни казались здесь глубокими багровыми сумерками, а вечера вовсе тонули во тьме.