Снежных полей саламандры
Шрифт:
— У вас ведь имплантирован «Инекон»? — спросил Сормов.
— Да.
— Хорошо. Значит, вы можете работать без специализированной операционной. Я попрошу доктора Циссви позволить вам остаться здесь. Если вы не возражаете, доктор Ламель.
Ане не возражала. Ей очень не хотелось бросать подругу, а работать действительно можно где угодно. За время, проведённое в госпитале шесть тысяч пять Ане изучила возможности своих имплантов очень хорошо. Не всё пока получалось гладко, но ведь получалось же! И ей это нравилось…
Последующие
Ане со всеми смотрела обращение оллирейнского лантарга. Тот предложил обмен: я, мол, получаю администрацию станции и несколько человек по списку, и штурма станции не будет, закономерно был послан по известному эротическому адресу, и начался штурм.
Как объяснили Ане, с Оллирейном в такие игры играть нельзя. Они не уважают тех, кто сдаёт своих. Со всеми вытекающими. Если бы они получили по списку всех, кого назвали, то станцию Кларенс потом просто уничтожили бы, и формально не подкопаешься: обещали же, что штурма не будет, вот его и не будет, будет просто расстрел боеголовками как в тире, ведь гражданская станция, потеряв свой флот, не сможет эффективно защищаться. Прецедентов в богатой истории конфликтов между Федерацией и ольрами имелось достаточно.
Энн, очнувшись после наведённого Сормовым, сна, сначала спасалась чёрным юмором, а потом вновь сорвалась. Она рассказывала страшные вещи. Ане слушала, и не могла поверить, что такое существует в Галактике. Где-то среди звёзд, в пространстве Оллирейна, существовал научно-исследовательский комплекс, куда свозили детей различных рас, и подвергали их бесчеловечным экспериментам. Этот комплекс уничтожили ВКС Федерации десять лет назад, но кто поручится, что у ольров он был единственным? Сама Энн стала жертвой одного из таких экспериментов; она, натуральнорождённая, получила психокинетическую паранорму, и это, кстати, объяснило, почему она, целитель, с такой лёгкостью обращалась с оружием. Генномодифицированные врачи получали ограничитель агрессии по умолчанию, натуральнорождённые приобретали его только в процессе воспитания…
Ане снова вспомнила страшный памятник на планете. И заново переосмыслила смерть матери полковника Типаэска: та знала, какая участь ждала детей в оллирейнском пространстве, знала и то, что её собственные дети без неё погибнут с гарантией, и всё же предпочла смерть сомнительному удовольствию жизни в качестве биологического материала в лабораториях врага. Холодная жуть давней трагедии прошлого смешивалась с острым страхом настоящего; пальцы мелко подрагивали, что никуда не годилось. Не хватало ещё зарезать пациента на операции! Соберись, Ане, ну-ка! Соберись…
Всё закончилось внезапно и страшно. Они шли коридором от операционных к палатам, Энн тащила свои пушки, а потом вдруг разжала пальцы, и «точка» повисла на ремне, намотанном на запястье, выхватила кислородную маску — им всем выдали после объявления
И тут появились они.
Как всегда в таких ситуациях, Ане застыла столбом, не зная, что делать, куда бежать и как спасаться, и не было рядом Игоря, который решил бы всё за неё и защитил. Энн отпихнула её в сторону, а сама стала с остервенением стрелять в подступающих врагов. Вроде даже попала, и вроде кто-то из них упал и больше не поднялся. А потом упала Энн.
Выронила оружие и упала, грузно, лицом вниз. Ане бросилась к ней, коснулась ладонью, — жива… Потом подняла голову, чувствуя сгустившуюся вокруг опасность.
Они были жуткие. Высокие и страшные, в чёрной броне, безликие шлемы делали их еще страшнее. Сердце обрывалось в пятки и там частило на запредельных оборотах. Пятеро. Их было пятеро.
Один из них нагнулся и поднял Энн на плечо, та всё еще не пришла в себя, голова её бессильно свесилась. Ане тут же вскочила на ноги, и тогда другой, судя по тому, как слушались его остальные — с полужеста! — коротко велел ей:
— Ты. Пошла вон.
Он хорошо говорил на эсперанто. Ане, прожив на станции Кларенс достаточно долго, успела привыкнуть к этому языку как к родному. Она отчаянно замотала головой:
— Нет! Не пойду! Не брошу!
Сейчас её убьют. Вот прямо сейчас!
— Не создавай проблем, — решил старший.
Они шли знакомой дорогой к ангарам, куда же ещё. Ане злобно ела сама себя поедом: не догадалась подхватить один из стволов, оброненный Энн. Понятно, её пристрелили бы без разговоров, но и она могла бы кого-нибудь… тоже… И одним врагом стало бы меньше… Может быть, двумя. А теперь Энн болталась на плече у одного из них как мешок с овсом, а Ане вспоминала, с каким ужасом подруга рассказывала о днях, проведённых в плену, и кулаки сжимались сами.
Сразу за парком они свернули на Центральную Аллею — туннель, идущий вдоль Сиреневой Рекреационной Зоны, и Ане споткнулась, увидев последствия побоища. Трупы. Несколько трупов в серо-чёрной форме станционной полиции, резкий запах жжёной плоти, озона, смерти. И броня не помогла…
Казалось бы, что врачу трупы… в операционной по всякому складывается… и посещения морга во время обучения и переквалификации никто не отменял. Но эти парни, погибшие в неравном бою, вызвали глубокое и страшное чувство. Они погибли потому, что их убили эти вот. С которыми сама пошла.
Из-за поворота полетели заряды. Началась яростная перестрелка, и Ане упала на пол, не рассуждая. На неё не обратили внимания, посчитали неопасной, не обратили, в общем внимания, и зря. Она вытянула «точку» из мёртвой руки полицейского, вскинула ствол — дулом от себя, да-да! Улыбнулась, услышав в памяти голос Игоря… господи, как давно это было, и года не прошло…
В руку, чуть повыше локтя, влепился заряд, и «точка» выпала из разжавшихся пальцев, так и не выстрелив. Боль настала — в глазах побелело, в уши ударил чей-то дикий вой, а через мгновение Ане поняла, что это она сама так воет, и тут же прикусила губу, с силой, до крови. Рот наполнился противным привкусом.