Собрание сочинений: В 2 т. Т.1: Стихотворения

Чиннов Игорь Владимирович

* * *

Эта льдинка в хрустальном стаканеДа, ледышка, растает сиянье.Ну и тай, ну и тай, ну и тай!(А на полюсе солнечный глетчерОслепителен, дивен и вечен,И, за вычетом холода, — рай.)Уплывает, как тающий айсберг,Эта жизнь, и кончается праздник.Говорят: нынче есть, завтра нет.Но душа, как бушующий гейзер,Вдруг прорвется сквозь холод и ветерИли нет? Или да? Или нет?

* * *

В

безвыходной тюрьме Необходимости,В застенке беспросветной Неизбежности,В остроге безнадежной НевозможностиМне хочется Господней дивной милости,Мне хочется блаженной Отчей жалости,Мне этой безысходности не вынести!Мне хочется прозрачности, сияния,Прощения, любви, освобождения,Свободы, благодати, удивления,Твоих чудес. Чудес! Преображения!Мне хочется — из мертвых воскресения!

* * *

Помнится, Цезарь сказал: – Finis Poloniae. –Наполеон: — Ты победил, Галилеянин! –Кажется, Гитлер кричал: – Отдай мне моилегионы!Голос (Отелло? Аттилы?): – Noli tangerecirculos meos!Иродиада вопила: — Надо снести Карфаген!— Эврика! — крикнул Ахилл, усекая главуАрхимеду.Ах, да не все ли равно, кто, когдаГоворил, погибал, завоевывал, бился,губил?Филистимляне и гунны, Агамемнон, главаОлоферна,Валериан император с ободранной заживокожей,Глава Иоанна. Избави нас, Эммануил!

* * *

В серебряном небе звенели хрустальныептицы.Пустая тюрьма отзывалась Эоловой арфой.Велел водопад в синеве опустелой больницы.Гуляли убитые в небе с Марией и Марфой,И раны их пели, как мелкие Синие птицы.Кровавые пятна в слезах целовали убийцы.Последние слезы, как фейерверк, в небесиялиИ Моцарт играл в облаках на хрустальномрояле.Но ты не поверил, ответил: — Едва ли,едва ли.И глухо плеснули угрюмые воды Печали.

* * *

На последнем вскрытииврач обнаружилв моем организменеизвестные органы.Ни один мне не нужен,могу подарить их,скажем, отчизне(вы растроганы?).Если хотите,могу пересадить их(они – точно из белого теста)вам, любезный читатель, –если в вашем организме,как полагал Аристотель,есть свободное место.

* * *

Душа, душа, ты ванька-встанька,А мне – куда уж, не восстать?Огни земного полустанка —Без продолженья, так сказать?Иван Ильич у Льва ТолстогоУвидел свет — об этом речь.Конец — или начало снова?Шпрехен зи дейч, Иван Андрейч?Подходит срок и — битте-дритте!Печален, братцы, наш удел:Пожалуйте, милейший, бриться!«Пустынник ахнуть не успел».Придется, кажется, расстатьсяС

самим собой. Адье, мерси!А может быть… А может статься…До-ре-ми-фа, фа-соль-ля-си.

* * *

Где-то светлый Бог, где-то вечный свет.Предъявить бы счет, возвратить билет.Здесь нельзя дышать, мне темно от зла.Дай мне воздуха, света, тепла.Но хотя я мучаюсь, маюсь, мечусь,Я билет возвратить боюсь.Белкой в колесе… Как рыба об лед.Предъявить не смея счет.Ты увидел бы взмах моей рукиНад мерцаньем ночной реки?Ты увидишь тусклую тень — и пятно, –Если выброшусь я в окно?Я не выброшусь. Я готов стареть,Чашу пить до конца, молчать, терпеть.И дождусь. Не будет грусти и мук,Вместо грусти будет — каюк.

* * *

Бабушка надвое сказала.

Смерть отсекает нам душу от телаПомнишь, садовник рассек червяка?Как извивались два узких куска!(Черная грядка так жирно чернела.)Ящерица, от врага убегая,Хвостик оставит добычей врагу.(Солнце легло на речном берегу,И синева простиралась густая.)Хвостик тот мутно-зеленый, о, станьЯрким хвостом лучезарной кометы!(Вот мы уселись у берега ЛетыИ облака — темно-серая рвань.)Целым червем станет полчервяка,Новым хвостом шевельнет саламандра.Что же ты нам напророчишь,Кассандра?Ракушку вынь из речного песка.

* * *

В белой тундре слышен щелк:В снежной буре ходит волк.Серый зайчик пробегал.Серый волк его задрал.В жизни будущей, инойСтанет волк большой свиньей.Зайчик, перевоплотясь,Уж не зайчик, а карась.Ни свинье, ни карасюЖизнь дожить не дали всю.Но свинья в краю иномСтала розовым кустом.Зайчик в круге бытияВоплотился в соловья.Он не заяц, он не крот,И над розой он поет.И, краса тех райских мест,Бывший волк его не ест.

* * *

Как будто серной кислотойИзъеден день мой золотой.Я чувствую, хлоралгидратПодсыпан в блекнущий закат.Как будто усыпил морфинИгру лучей в снегу долин,И черт насыпал мышьякаВ морскую свежесть ветерка.Пропитан едкой сулемойБезлунный, тусклый сумрак мой.Я на ночь равнодушно пьюЦикуту черную мою.А звезды свысока глядятНа грустный мир, на мутный яд,Где проливает синевуНочь в голубую трын-траву,Где трын-трава растет ночнымПротивоядием земным.