Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон
Шрифт:
Кулаки с Нахаловки помалкивали.
— Ладно! Но, мужики, уговор: господина Улусова беспокоить не будем. В самом деле, привязались к человеку, словно на его земле свет клином сошелся.
— Правильно, — улыбнулся Улусов. — Давно бы надо это понять.
— К чему нам шуметь с земским, к чему суды да пересуды? Да пускай он забирает свою землю, трижды она проклята.
Толпа заволновалась.
— Стой, не рычите, — остановил сходку Андрей Андреевич. — Дайте досказать. Прослышал я, будто в Сибири раздают
— Знаем о той земле. Поезжай сам! — понеслось из толпы.
— …раздают землю, — продолжал Андрей Андреевич, невзирая на крики, — на таких правах: если желательно в вечность — бери хоть сто тысяч десятин и плати за нее казне тридцать семь лет. Как выкупишь — твоя.
— Сто тысяч!.. — прошло ветром по сходке.
— А ежели нет денег, чтобы платить, бери в ренду. В ренду дают по три тысячи десятин, на девяносто девять лет. Это вам любо?
— Козел не проспался, старики, вот и несет несусветное! — хихикнул старик Зорин.
— Не пьяней тебя! — оборвал его Андрей Андреевич.
— Помолчал бы ты, Андреич! — умоляюще просипел Данила Наумович.
— Почему мне молчать? То мне не во сне, старики, приснилось, то я сам в законе читал, есть на этот счет царев закон… Эх, жалко, не захватил!
— Ты не захватил, я захватил. — Петр через головы передал Андрею Андреевичу бумагу, — Ольга Михайловна потихоньку сунула ее Петру, как только Андрей Андреевич завел разговор о сибирской земле.
Улусов, уже понявший, к чему клонит Андрей Андреевич, поспешно сказал:
— А ну, дай сюда бумагу. Эй, Сторожев, ты где ее достал? Дай сюда! — Он протянул к Андрею Андреевичу руку.
— Это, князь-батюшка, государев закон. — Андрей Андреевич спрятал бумагу за спину. — Ты его не тронь.
— Немедленно отдать мне! — Улусов старался говорить спокойно, но нервная дрожь выдавала его с головой.
— Господин земский, — вмешался Петр, — то бумага царская, и ежели вы ее порвете, мы всем миром на вас жалобу пошлем.
— Отдать мне бумагу! — прорычал Улусов.
— Не давать! — раздался многоголосый рев. — Не давать!
— Читай закон, Андрей! — крикнул Фрол.
— На том нашей сваре конец, раз в Сибири землю дают!
— Дурачье, э-эх-х, дурачье же вы, мужики! — насмешливо сказал Андрей Андреевич. — Эка, рты пораскрывали. Писан тот закон, да не про нас. Дворянам, братцы, барам землю дают! — завопил Андрей Андреевич. — Обеднели, вишь ты, бедняги, разор им пришел. Что на свете-то делается, а? Где же наше спасенье, люди крещеные?
— Читай закон, Андрей! — загремел Никита Семенович. — Барин, молчи: хуже будет.
— Чего там читать! — раздался мрачный голос Петра. — Все так, как Андрей сказал… Дают землю барам, а почему и за что — неведомо.
— Если сию ж минуту, — багровея, выдавил Улусов, — я не получу этой бумаги — выпорю всех.
—
Тот торопливо спрятал ее.
Опершись на посохи, молча стояли мужики. Смутные мысли бродили в их головах.
— Ладно, отцы, — продолжал Андрей Андреевич, — барам милость вышла — и то хорошо. Теперь я вот о чем спрошу господина земского. Не слыхали ли вы часом, Микита Модестыч, не будет ли царевой милости и для крестьян? Поди, ведь тоже не собаки, а его же верные подданные…
— Какой тебе милости надо? — Улусов пристально рассматривал Андрея Андреевича. «Кто им дал этот закон?» — думал он.
— Милости мы ждем, господин земский, самой малой. Где уж нам за тысячами десятин гнаться. Нам бы хоть отрезки вернули. Так, старики?
Сходка выразила свое согласие с Андреем Андреевичем.
— Та-ак. Еще что вам надо? — «Пусть выговорятся, посмотрим, кто их тут учит», — решил Улусов.
— Еще бы, скажем, выкупные нам вернуть.
— Совсем или как?
— Совсем, князь-батюшка, совсем! — подтвердил Андрей Андреевич. — Мы каждой копейке место сыщем, ваша милость… Да ведь оно и совесть надо иметь — за эдакую паршивую землишку такие выкупные ваш брат с нас драл.
— Любопытно! Еще чего хочешь?
— Не я, господин земский, не я, а крещеный мир, — поправил Улусова Андрей Андреевич. — Желает еще крещеный мир, чтобы развязали круговую поруку, что лежит на наших шеях, ровно петля.
— И чтоб из общества мог выйти всякий, кому охота, — добавил Петр. — И чтоб давали паспорта — куда хочешь, туда и вали.
— Ну-ну, — усмехнулся Улусов. Он начинал соображать, откуда почерпнули мужики все эти требования. «Поповская дочь, ясно!.. Она социал-демократка, и все, что говорит Андрей, взято из программы социал-демократов». Улусов недавно читал ее в секретной правительственной инструкции. — Давайте дальше, выкладывайте все, — разрешил он.
— А еще к вам спрос: прошел по селам слух, ваша милость, будто займаются теперь мужицкими делами господа. Будто составлены из господ комитеты по земельным делам, — верно ли? — Петр воззрился на Улусова невинным взглядом. — Дела наши известные, от них землей пахнет. Зачем вам, барам, ими пачкаться? Нашему брату сподручнее наши грязные дела вершить. Может, те комитеты из мужиков и составить? Как вы полагаете?
— Я потом все скажу… Я потом с тобой поговорю, — двусмысленно ответил Улусов. «Ах, Татьяна Викентьевна, — думал он, — за старое, значит, принялись? Мастеровщины нет, мужиками занялись? Хорошо, заметим. Заметим — и вон! Чтобы духу вашего тут не было!» — Теперь все? — спросил он.