Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон
Шрифт:
— Теперь уж точно все, ваша милость, — смиренно сказал Андрей Андреевич. — Не слыхали ли вы, не будет ли нам этих милостей?
— Вы меня долго допрашивали. Теперь я вас спрошу: кто научил вас? — Улусов обращался к Андрею Андреевичу. — Кто тебя научил все это говорить, негодяй, а?
— А научил меня живот мой, господин земский. Бурчал ныне, бурчал с пушного хлеба… Ваша милость, поди, и не едала его? С него, ваша милость, живот всегда бурчит. Я и давай его слушать.
Сходка хохотала. Молчал лишь Данила Наумович, чуявший недоброе. Помалкивали «нахалы».
— Может быть, хочешь еще что-нибудь сказать? — Губы Улусова дергались от злобы.
— А еще, господин земский, я хочу сказать такое: мир желает послушать Луку Лукича, — переходя на деловой тон, ответил Андрей Андреевич. — Мир желает знать насчет земли, потому как в Сибирь нам ехать долго.
— А и поедешь, пожалуй! — пригрозил Улусов.
— В Сибирь больше не ссылают! — выкрикнул из толпы Николай. — Теперь Сибирь вам отвели.
— Не слушайте их, господин земский, — умоляюще сказал Иван Павлович.
— Мир, давай к делу! Поговорили, потешились — хватит! Желаете вы слушать Луку Лукича? — воззвал к народу Никита Семенович.
— Желаем! Желаем! Веди его сюда!
Улусов ужаснулся при виде столь небывалого единства. Он понимал, что в эту минуту на него опрокинулась единодушная ненависть к барам. Он съежился от страха, но решил не сдаваться.
— Лука Лукич будет выпущен через три дня, и ни часом раньше!
В круг снова вышел Никита Семенович. Вежливо и почтительно он сказал:
— Ежели, ваша милость, вы не выпустите Луку Лукича, мы его сами выпустим.
— Ты понимаешь, что говоришь?
— Понимаю, господин земский. Я говорю, чтобы вы Луку Лукича сей момент выпустили, не то мы замок собьем и выведем Луку на вольную волюшку. Но мы просим вас: выпустите Луку Лукича, человека, то есть, белее самого белого снегу и чище голубых небес. Молим: выпустите без скандала.
— Пшел, проспись, скотина! — рассвирепел Улусов. — Не то я тебя самого под замок!
— Меня вы, ваша милость, не запрете.
— Запру!
— Ан нет!
— Эй, там… Ареф! — крикнул Улусов, едва владея собой.
— Ареф дрыхнет, — Никита Семенович рассмеялся. — А ежели и сунется, я из него яичницу сделаю. Так что вы перед народом один на один, господин земский. Народ вас добром и с почтением просит: выпустите Луку Лукича.
— Нет!
— Ладно, — сказал Никита Семенович. — Тогда мы вас спросим насчет земли. Спросим, отцы?
— Спросим!.. — заревела толпа, почувствовав, что Улусов в ее власти и бессилен противодействовать ей.
— Господин земский,
— Молчать!
— Почему молчать? Закон у вас в кармане.
— Стой, Микита. Я его спрошу, — вмешался Петр. — Господин земский, ладно, пес с ней, с Сибирью, не о том речь. Землю вы у нас оттягали. Кому вы ее отдаете?
— Я с тобой, паршивец, не желаю разговаривать. А ну, посторонись. Эй, кучер, сюда!
Улусов хотел выйти из толпы, Никита Семенович опередил его. Он подбежал к лошадям, сгреб кучера в охапку, снял с козел, дал ему пинка, потом быстро выпряг лошадей, гаркнул — лошади шарахнулись в разные стороны. Ошалевший кучер побежал за ними.
— Никуда вы, господин земский, не уедете, пока не поговорите с народом.
Улусов онемел от такой дерзости.
К нему подошел Андрей Андреевич.
— Господин земский, — миролюбиво заговорил он, — народ мы простой, ежели и сказали лишнее — простите. Мы жили в мире с твоим батюшкой, почему ты не хочешь с нами в ладу жить? Почему не желаешь нам сдать в ренду землю? Ты знаешь: нам без нее полный разор.
— Земля моя, что хочу, то с ней и делаю. А вам ее не хочу отдавать, потому что вы дерзки и непочтительны.
— Чем же Иван Павлович почтительнее нас? Деньги его вам больше пришлись по нраву? Дает он вам больше?
— Да! Все?
— А какие такие долги вы с нас требуете?
— Семь тысяч восемьсот рублей. И я их получу, будьте уверены!
— Вы слышали? Почитай, восемь тысяч долгов!
Народ снова разбушевался. Теперь кричали все, и уж ничего нельзя было разобрать в вопле и шуме.
— Стой, помолчите! — выкрикнул Петр.
Кнут Никиты Семеновича звонко щелкнул над головами.
— Старики, давайте лавочника спросим… Слушай, Иван Павлович, ты берешь в аренду улусовскую землю? — Фрол уперся в лавочника глазами.
Толпа затихла.
— Беру, братцы, — покаянно пробормотал Иван Павлович.
— Ты что — против мира пошел? — допрашивал его Фрол.
— Братцы!
— Побить бы его, — предложил кто-то, впрочем, довольно мирно.
— Зачем его бить? — Петр подошел к крыльцу. — Где договор? А ну, подавай, рыбье мясо.
Иван Павлович извлек из кармана поддевки договор, к которому он хотел приложить волостную печать.
— Слушай, Иван Павлович, — Петр в упор смотрел на дрожащего лавочника. — Меня и всю нашу породу ты знаешь. Ежели сейчас же эту бумагу не изорвешь, я тебя спалю, хотя бы шагать мне по Владимирской в кандалах, понял?