Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон
Шрифт:
Тот прочел и зашатался. Прислонившись к стене, он прошептал:
— Побожись святым крестом, богом заклинаю, что это не фальшь, что самим царем писано.
Улусов перекрестился.
— Теперь веришь?
Лука Лукич не отвечал. Побледневший, он стоял у стены… «Царь указ дал, царь судить приказал!» — кричало сердце. Мысли теснились, дурнота овладевала им, он не чувствовал под собой опоры, словно то, на чем он держался весь свой длинный многотрудный век, в один момент рассыпалось и
— Иди! — Улусов схватил Луку Лукича, чтобы выволочь на крыльцо, но взгляд старика остановил его.
— Ну, ваша милость, — хрипло выдавил Лука Лукич, — я не знаю, чего ты удумал сделать с народом, но одно помни: твои земли у нас под боком, твоя роща недалеко, скотина твоя нам известна, дорога к твоему дому тоже. Побереги себя: народ-то, кто ж его знает, на что он в лютости пойдет. И уж я его останавливать, как то делал несчетные разы, не буду.
— Ты мне грозить? Я тебя за такие слова на каторгу! — Улусов побагровел. — Я тебя так закатаю, ты у меня забудешь, как тебя звать. Иди! — И поволок Луку Лукича к двери.
Тот тряхнул плечами и сам вышел на крыльцо. То, что он увидел, бросило его в дрожь.
— Иди, иди, — подтолкнул Луку Лукича Улусов. — Вот их самый главный воротила, — сказал он Пыжову. — Из-за него все началось. Положить их! — обратился он к казакам, указывая на мужиков.
— Ладно, — выдавил Листрат и бросил на Улусова свирепый взгляд. — Дай бог, чтобы до смерти не забили, а там увидим, кому первому в гробу быть!
Лука Лукич лег без сопротивления. Теперь ему было все равно. Более страшной муки, чем та, что теснилась в его сердце, не могло быть.
— Лупи! — подал команду Рыжий Мишка Подлец.
Казаки, которым в Духовке выдали по «мерзавчику», засучили рукава, поплевали на руки.
Видно было по их спокойным и уверенным движениям, что подобную экзекуцию они совершают не впервые.
Луку Лукича били два дюжих казака. Он пытался подняться на колени, казаки валили его, а он опять поднимался. Тогда один из казаков ударил его шашкой плашмя.
Никита Семенович крикнул:
— По голове-то хоть не бейте! Старик ведь, звери!..
— Дай ему, Коваленко, — приказал Пыжов.
Казак, выхватив шашку, плашмя ударил ямщика по голове.
За Луку Лукича взялся сам Пыжов. Вдруг Лука Лукич вскочил и побежал, шатаясь, падая и опять вставая.
Казаки бросились за Лукой Лукичом. Пыжов опередил их. Заскочив наперерез бегущему, Рыжий Мишка Подлец в упор выстрелил в него.
Лука Лукич упал.
— Отнести домой! — приказал Пыжов, пряча револьвер в кобуру и досадуя на себя: вместо головы попал бунтовщику в плечо.
Остальное происходило почти в полном молчании. Не было слышно ни криков, ни ругани, ни стонов —
Выпоров «зачинщиков», Рыжий Мишка Подлец приказал въехать в лужу и пороть кого попало. Лошади давили людей, многие нахлебались грязи. Поднялся вой.
— Довольно! — приказал Улусов.
— Кончай! — гаркнул Пыжов. — Эй, Коваленко, довольно! Ишь, дорвался до мяса!
Казаки выехали на сухое место.
— Ну, сыты? — обратился Пыжов к миру. — Будете помнить, как бунтовать?
— Будем, — мрачно проговорил Сергей.
— Уж мы это запомним, господин земский, — добавил Листрат.
Никита Семенович вытер с лица кровь и грязь.
— Этого мы не запамятуем. — Кряхтя, он поднялся и плюнул Пыжову в лицо.
Становой выхватил шашку. Народ взревел и бросился из лужи. Улусов перехватил руку Пыжова.
— Хватит, — с дрожью в голосе сказал он. — Нас разорвут на куски.
Зубы Пыжова лихорадочно стучали. Он оттолкнул Улусова и занес шашку. Никита Семенович стоял перед ним с расстегнутым воротом рубахи, с оголенной шеей, готовый принять удар.
Шашка сверкнула на солнце, свистнула, и впилась в дерево: кто-то из мужиков, оттолкнув Никиту Семеновича, подставил палку.
Пыжов выронил клинок. Трясущимися руками он стал вытаскивать револьвер. Улусов обхватил его сзади.
Пыжов опомнился.
— Т-ты! — Он ляскал зубами. Т-ты! Ладно, я т-тебе!..
— Поедемте, — строго сказал Улусов.
Никита Семенович рассмеялся.
— Меня ни пуля не возьмет, ни шашка не посечет. Мне Фетинья другую смерть напророчила. «Не ложись, — говорит, — Микита, на мать — сыру землю, в ней твой конец».
Вечером Пыжов распорядился, чтобы староста купил на мирские деньги ведро водки, пива, закуски и доставил все в «Чаевное любовное свидание друзей», где разместились станичники, отдыхавшие перед тем, как выехать для расправы в соседние села.
Часа через два к старосте прискакал пьяный казак и приказал доставить в кабак семь баб помоложе и побойчей. Данила Наумович от такого приказа лишился языка. Казак огрел его плетью, ввалился в избу, увидел дочь старосты и начал гоняться за ней. Девка залепила ему здоровенную оплеуху и была такова.
К ночи в село вернулся из прихода Викентий. Таня рассказала ему обо всем, что произошло. Викентий тут же отправился в Нахаловку, где остановились Улусов и Пыжов, но земского начальника не оказалось: он уехал в Духовку к губернатору с докладом.