Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон
Шрифт:
Листрат, как сообщалось об этом в газете, все отрицал, но, как на грех, ночь, когда произошло убийство, провел не дома. Где он ночевал, Листрат следователю не сказал.
Глава десятая
Окончательный разрыв с дочерью, кровавые события в селе, наконец арест Листрата потрясли Викентия. Наивные мечтания принесли неисчислимые страдания многим людям и ему самому.
Однако, как ни странно, уход Тани лишь ожесточил Викентия. Вспыхнуло яростное желание доказать, прежде всего дочери, что он прав.
Он пошел в холодную к Листрату, и тот признался ему, что в ночь, когда был убит Пыжов, он спал в омете с солдаткой, называть которую не захотел, боясь ославить ее. Вымазанные дегтем ворота — обыкновенная деревенская расправа с легкомысленными женщинами.
Успокоив Листрата, Викентий поехал в Тамбов. Прямо с поезда он отправился к Лужковскому. Об убийстве Пыжова адвокат, разумеется, знал и разразился по поводу двориковских событий цветистой тирадой, которую Викентию пришлось выслушать от начала до конца.
— Происшествия в вашем селе так напугали господина губернатора, что он собственноручно написал обязательное постановление, воспрещающее всякого рода сходбища, собрания и скопления народа больше трех человек на улицах, площадях, в скверах и иных общественных местах для совещаний и действий, противных установленному порядку и спокойствию. Боится манифестаций господин губернатор, ой, боится! А вот дальше: «При возникновении беспорядков воспрещается скопление публики как в местах, близких к ним, так и в дальних, причем по первому требованию полиции публика должна немедля разойтись, иначе…» Ну, вам понятно, что последует, если будет иначе. Вот-с следствие ваших двориковских происшествий.
Когда Лужковский сделал паузу, чтобы отдышаться, Викентий изложил ему свои соображения: надо добиться освобождения мужиков из-под стражи до суда, отдать их ему на поруки, освободить Листрата. Лужковский повел Викентия в судебное присутствие разыскивать дело.
Письмоводитель долго рылся в бумагах. Адвокат, рассвирепевший от ожидания, закричал:
— Если у вас крестьянские дела будут позади прочих, имейте в виду — терпение крестьян наконец лопнет, они пойдут на вас с дубинами! — И этими словами до смерти перепугал канцеляристов.
Дело было найдено. Продиктовав Викентию необходимые прошения, адвокат попрощался с ним.
Просьба об освобождении Листрата на поруки была удовлетворена без промедления. Распрощавшись, Викентий пошел в гостиницу к Филатьеву, — о том, что тот прибыл в Тамбов специально по делу двориковских мужиков, Викентий узнал от Лужковского по дороге в судебное присутствие.
Филатьев был очень удивлен холодностью и неприкрыто враждебным тоном Викентия.
Поздоровавшись, Викентий не без иронии поздравил Филатьева с заслуженным доверием верховных властей, поручивших ему столь щекотливое дело.
Филатьев, уязвленный ироническим тоном, растерялся.
— Любезный друг, признаться, не ожидал такой встречи, — начал он. — И потом, почему вы не ответили мне, и как продвигается ваша книга?
Викентий оборвал его:
— До моей книги вам нет никакого дела,
«Да он в кусты хочет! — взволновался Филатьев. — Ну нет, не на такого напал!»
— Повторяю, отец Викентий, — сказал он скорбно (на этот раз без притворства), — я мог ожидать чего угодно, но такого…
— Ничего вы не могли и не смели ожидать, господин Филатьев, — выпалил разъяренный поп. — Я глубоко возмущен и подавлен, да, да! Я был у вас, поддался на вашу удочку, и меня обвинили в связи с охранкой. Я вспомнил, как вы ловко подстроили свидание с дочерью, как учили требовать от нее признание, нужное вам. Вы задумали опутать меня вашими скверными сетями, милостивый государь, но этого не будет. Да вы что? Уж не задумали ли вы на самом деле сделать меня своим агентом?
— Агентом? — вскричал Филатьев. Мне вербовать в агенты своего единомышленника?
— Но смейте говорить, что я ваш единомышленник! Не заговаривайте мне зубы. — Викентий пришел в бешенство. — Ничто не отвратит меня от дела примирения, но никто из охранников впредь не посмеет направлять мои действия. Я пришел объявить вам, что не нуждаюсь более в ваших советах. Я не желаю, чтобы в этом святом деле участвовали жандармы и политиканы! Никаких сношений с вами у меня не будет. Я хочу быть независимым от всех и никаких уговоров слышать не желаю. Я и так едва не попал, как куренок, в ваше жандармское варево.
С этими словами Викентий вышел. Филатьев не знал, что делать от ярости.
Однако чувства чувствами, но начальство не зря послало Филатьева в Тамбов.
У губернатора в тот же день состоялось секретное совещание, на котором Филатьев изложил собравшимся главнейшие соображения охранки.
Революционерам нужна массовая сила, говорил Филатьев. Они ее находят прежде всего в рабочем классе, потому что это такая сила, какой революционеры не располагали ни во времена декабристов, ни в период хождения в народ. Попадая в массу рабочих, возбужденных социалистической пропагандой, крестьянские элементы пропитываются разрушительными идеями и несут их в деревни. Туда же начала направлять своих людей партия социалистов-революционеров. В деревнях в последнее время стали появляться и социал-демократы, до сих пор занимавшиеся исключительно рабочими. Сходка в Двориках, по мнению Филатьева, была результатом прощупывания настроений мужиков со стороны трех партий: социал-демократов, эсеров и анархистов.
Зубатовское движение уже развернулось в Москве, в Петербурге и на западных окраинах империи. Успех его побуждает перенести этот опыт в деревню, где движение может оказаться несравненным по результатам и создаст своего рода отводное русло аграрным страстям. Сейчас есть все основания приступить к такому опыту. Инцидент с Улусовым может послужить отправной точкой для дружных действий по водворению гармонических начал пока в этом мятежном селе, пока только там.
Предпосылку к тому Филатьев видел в скором суде над двориковскими мужиками. Суд должен быть милостивым. Затем надо сделать все, чтобы примирить Улусова с крестьянами.