Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон
Шрифт:
— Да, да, я понимаю, — покорно, как ученик, повторил Николай. — Я его терпеть не могу.
— Черный сказал, что вы дали деньги на общее дело. Вы их экспроприировали?
— Да, я утащил их. Но это мелочь. А что вам, собственно, угодно?
— Мне нужно к Татьяне Глебовой, но так, чтобы никто не увидел. За мной могут следить. Проводите меня к ней задами, вообще, как хотите, но чтобы не заметили.
— Вы так и пришли?
— Да, а что?
— День сегодня прохладный, а вы так легко одеты.
На девушке была кургузая, едва доходившая до талии жакетка из шерстяной ткани и юбка, перетянутая широким кожаным
— Ничего, — ответила девушка. — Надо привыкать к лишениям. Да идемте же!
«Кто же она такая?» — думал Николай, шагая рядом с девушкой, но боялся спросить. Он был безмерно счастлив: вот оно, начинается настоящее дело! Это не скучнейшие разговоры с Таней по поводу всяких принципов. Он выполняет какое-то таинственное поручение, исходящее, конечно, не от бывшего писаря, а от самых «революционных верхов», от тех, которые готовят террористические акты, экспроприации, поджоги. Эта девушка не провинциалка. Одета оригинально, говорит убежденно, даже повелительно, — видно, не последняя спица в колеснице.
И вдруг Николай вспомнил: он же видел ее мельком в Тамбове, на вечере в женской гимназии. Тогда она была в гимназической форме и гораздо моложе, поэтому он и не узнал ее сразу. Это была она, та самая тамбовская знаменитая гимназистка, исключенная из последнего класса за политическую выходку. Господи, да, конечно, она!
— Вы же Александра Спирова! — выпалил Николай и остановился. — Не отказывайтесь, я узнал вас.
— Фу, какой же вы экспансивный! Узнали — и ладно, и молчите. — Сашенька сурово поглядела на спутника. — Плохой вы конспиратор. Да и выйдет ли из вас толк вообще? Сомневаюсь, ох, сомневаюсь, мой дорогой Белый! — Она употребила кличку, данную Николаю Волосовым. — Мне кажется, Черный преувеличивал, вознося вас. По-моему, вы храбры только со своим папенькой. Послушайте, вы думаете отомстить Пыжову за эту историю? Вы, конечно, сидели дома, тряслись под маминой юбкой? Презираю болтунов и трусов! Ненавижу маменькиных сынков и дочек!
— Но что я мог? — пролепетал Николай. — С ними казаки были.
— Станового пристава и Улусова настигнет карающая десница революции! — торжественно произнесла Сашенька. — Приговор над ними вынесен. Вы бы могли убить Пыжова? — вдруг в упор спросила она.
— Я? — Николай задрожал. — Кого?
— Я сказала, Пыжова. С дяденькой сама управлюсь.
— Что вы, что вы?!
— Деньгами не откупитесь, — гневно прошептала Сашенька. — Откупиться от проклятого прошлого можно только кровью негодяев. Украли две сотни — и вообразили себя Маратом. Убейте Пыжова! — Глаза Сашеньки впились в Николая.
У него взмокла спина.
— Что? — жалобно переспросил он. — Мне? Убить? Но чем?
— Украли деньги — украдите револьвер. Лавочники всегда держат оружие. Из револьвера эксплуататора убейте насильника. Ну?
Они стояли на дороге, заросшей травой; день выдался ветреный, было холодно. Грязные клочковатые облака стремительно бежали к западу над безлюдными полями.
— Трус! — с отвращением сказала Сашенька.
— Хорошо. — Николай еле шевелил языком. — Хорошо, я его убью. Но ведь он сейчас…
— Не сейчас, идиот! Убьете сейчас — сожгут село… Потом, после суда над мужиками. Вы ведь знаете, что их будут судить?
— Но я уеду в Москву.
А-а, ничтожество! — раздраженно выкрикнула Сашенька. — Так не уезжайте! Это важнее ученья.
И
— Боже, да вы дрожите! — все еще смеясь, сказала Сашенька. — Вы даже вспотели. Представляю, как вы перетрусите, когда решитесь. Да ведь не решитесь, знаю я вас, лавочников!.. — Она брезгливо осмотрела его с головы до ног.
— Я не понимаю…
— Идите! Идите и забудьте, что я вам сказала, — повелительно произнесла Сашенька. — Революция не доверяет вам. А я презираю вас!
До дома Викентия они шли молча.
Таня гладила на балконе, когда Катерина сказала, что к ней идет гостья.
— Какими судьбами? — Таня обняла Сашеньку.
— Я так устала, Танюша, так устала!.. Представьте — восемь верст пешком. По межам, по пашням…
— Зачем же?
— Мне показалось, что за мной следят.
— Кому за вами следить? — Таня прикинулась непонимающей и беспечной, она не хотела быть откровенной с взбалмошной девицей, способной на любой необдуманный поступок.
— Вы наивный человек, Танюша, — пренебрежительно заметила Сашенька. — За мной следят, я знаю.
— Но почему же пешком, если даже следят? Верхом можно было, вы же умеете.
— Боже, как я виновата перед вами, перед всеми этими несчастными! Как я была легкомысленна. Как я смела задержать ту телеграмму!
— Поговорим потом, — холодно сказала Таня. — Вы устали? Снимите ботинки, я принесу ночные туфли. Катерина, чаю! Да что же мы здесь-то? Идемте в дом.
Таня повела Сашеньку в дом, заставила ее надеть ночные туфли, собрала чай.
— Ну, выкладывайте, что случилось?
— Хорошо, только, пожалуйста, не возмущайтесь! Итак, по порядку. Прежде всего — я от Улусова ухожу… Жить с этим негодяем под одной крышей? Ни за что! Поеду в Тамбов и там во все колокола раззвоню, что он наделал. В Тамбове даже аристократы записываются в либералы: не из-за убеждений, конечно, — вот еще новости! — а на всякий случай: поняли, прохвосты, чем запахло. С Улусовым перестанут знаться все его родные и знакомые. Сама тетка отвернется от него, уверяю вас, она ведь тоже либеральничает — потому мода, милочка. Не видать ему теткиных капиталов! Ему от всех домов откажут… Я достаточно наказана за легкомыслие и так страдаю! Я хочу загладить хоть часть своей вины перед мужиками. А его припугну скандалом на всю губернию. Потребую, чтобы он отказался от этой ужасной дани. Суда он, конечно, остановить не может, но отказаться от двадцати тысяч — это в ого власти. Идея, а? Идея, идея, милочка, признайтесь.
— Признаться, идея мне ваша совсем не нравится… Выходит так: с помощью шантажа облагодетельствовать меньшого брата?
Сашенька надулась.
— Ну, знаете, я хоть этим могу облагодетельствовать меньшого брата… А вы чем?
— Видите ли, Сашенька, мы никогда в роли благодетелей не выступали, да и не будем, разумеется, выступать.
— Хорошо, хорошо, — остановила Таню Сашенька. — Незачем сейчас затевать политические споры. Я ведь к нам по делам. Об одном не скажу — партийный секрет. Да, да, не стройте удивленного лица. Пришло время действий. Есть у меня дело к вам, тоже партийное, но не секретное. Вы слышали, что в будущем году решено открыть мощи Серафима Саровского?