Собрание сочинений в 4 томах. Том 3. Закономерность
Шрифт:
— Поцелуешь?
— Э, нет. Этого не ждите.
Она засмеялась, подобрала платок и подала Льву мягкую ладонь.
Утром Льва разбудил какой-то грохот. Лев вышел из амбара, где спал, и увидел на дороге трактор. За рулем сидел худощавый мужичонка с козлиной бородой. С ним разговаривал хмурый крестьянин.
— Этот жеребчик не подведет, — захлебываясь от смеха, лопотал мужик, сидевший на тракторе.
— Дьявол, — любовно говорил хмурый, похлопывая по железным
— Безо всего. Увидали меня, кричат: Андрей Андреич, лошадь твоя здесь. Запрягай.
— Конь в полной готовности. Ты на нем на сходку явись. Подействует.
— Обязательно. Да, чего-то я тебе хотел сказать? Ха, вспомнил. Ты знаешь — Пантелей Лукич с Селиверстом Петровым трактор задумали купить.
— Ну?
— Право слово. Пантелеев сын сказал. Опять сильными, суки, стали.
— Ничего, сильней нас не будут.
Андрей Андреевич включил газ, и машина, грохоча, пошла по дороге. Хмурый мужик смотрел ей вслед.
Подошел Лев.
— Артель, что ли, трактор получила?
— Артель, — задумчиво ответил крестьянин. — Вот Андрея Андреевича выучили ездить. На курсах был. Ученым стал. А вы кто такой?
— Я из города.
Хмурый мужик подозрительно посмотрел на Льва.
— Но каким же делам приехали? — спросил он.
— Да так, поразмяться, — спокойно ответил Лев.
— А кто же вы такие будете?
— Сапожник.
— Обличье у вас не простое.
— Дело не в обличье.
— Это так, — согласился хмурый мужик.
— А вы председатель артели? — спросил Лев.
— Да. Сторожев я, Семен.
— Петров брат?
— А вы его откуда знаете?
— Да так, слышал.
Семен снова недоверчиво взглянул на Льва.
— В Польше, бандит, живет. Зубы оттачивает, — сказал он и поскреб бороду. — А вон того мужика, — он качнул головой вслед удаляющейся машине, — весь век Козлом звали. Козел и Козел. Бедный он, угнетенный был. Когда, к примеру, мужики отступали от красных — и он с ними уехал. С чего уехал — и сам не знал.
— И ты отступал?
— А как же? Все отступали. Неведомо зачем. Туман в голову зашел. А теперь этот Козел словам разным на курсах научился. Карбюратор, говорит, у меня в порядке. Леший его знает, что это за хреновина.
Семен засмеялся и ушел, покачивая головой и посмеиваясь.
После обедни — было воскресенье — проснулся Богородица.
— Ты где вчера был? — спросил его Лев. — Я тебя искал, искал.
Богородица сконфузился.
— Пойдешь на сходку? — спросил он.
— Я к Сторожевым хотел зайти.
— Ну вот, после сходки и зайди. На сходках давно не был.
Народ на сходку собирался дружно. Многие уже сидели на бревнах, на скамейках, на завалинке и прямо на земле. Молодежь, разодетая по-праздничному,
Старики, поставив палки между коленями, толковали о просе, о парах. Об артели пока молчали: каждый ждал, что будут говорить другие. Народ все прибывал, становилось шумно.
Собрание началось как-то само собой. Не успел в середину образовавшегося круга войти председатель артели Семен Иванович, как все заволновались, закричали, какой-то подслеповатый старик встал, застучал палкой о землю и потребовал у Семена отчета.
Председатель сельского совета напрасно увещевал собравшихся. Страсти разгорелись, словно все только и ждали появления председателя артели.
— Артель! — кричал подслеповатый старик. — Ишь ты, какие умники! Озеро им подай. А нашему водопою где быть?
— У вас колодцы на поле есть.
— Так и ты выкопай колодцы. Ишь ты какой — колодцы! А ты их рыл?
— Уж тебе-то, Пантелей Лукич, лучше знать, рыл я их или нет.
— Да не об этом разговор, — исступленно кричал Пантелей Лукич. — Эта ваша артель самую что ни на есть хорошую землю у обчества вырежет, завтра другая артель еще земли потребует. Не поддавайся, мужики! Разорят.
— А кто же тебе мешает в артель идти? — спросил Семен. — Мы принимаем. Пожалуйста.
На мгновение крики утихли.
— Хоть сейчас запишу. Забирай манатки, и к нам.
— Обман это, — закричала сзади какая-то баба. — Ишь ты какой! «Забирай манатки»!.. Это я к тебе с коровой, с лошадью приду, а Козел кого приведет? Или вон Ленька седой? Он ведь тоже в артель норовит. У него какое богачество? Жена-дурочка?
Из толпы вышел взбешенный Ленька, он что-то пытался сказать, но волнение душило его.
— За что обидели человека? — укоризненно сказал Семен Иванович. — Подлецы вы, подлецы! Он на границе служит, нас оберегает.
— Сам ты подлец. На братнину землю полез. Жалко стало добро семейное упускать! — закричали из толпы. — Вот Петр Иванович вернется, он с вас шкуру сдерет!
— Кто это его сюда пустит?
— А захотим и пустим. Он, слышь, письмо прислал, просит обиды простить.
Ленька снова очутился в круге.
— Если Сторожев приедет сюда, задушу собственными руками! — прорычал он.
— А ты кто такой? — процедил сидящий на бревне хорошо одетый, седобородый мужик; это и был Селиверст Петрович Баранов.
— А вот такой.
— Прав нет — людей душить. Довольно, поубивали.
— Тебя, подлеца, жаль, не убили! — Ленька угрожающе двинулся на седобородого Селиверста. Тот, отступая от него, шумел:
— Меня, сукин сын, власть простила!
— У-у, бандит! — сказал Ленька. — Доберутся до вас!
— Председатель! — завопил Селиверст. — Что же это такое? Угрожает? Насильствует?