Собрание сочинений в 4 томах. Том 3. Закономерность
Шрифт:
Председатель Совета успокаивал народ.
Селиверст ухмыльнулся.
— Тоже, вояка! Эй, вы, артельные. Вы что же, сами на себе пахать сторожевскую землю будете? Взять — вы ее возьмете, а толк какой?
Снова раздались крики, снова что-то вопила баба и подскакивала с кулаками к Семену Ивановичу. Сторонники артели — плотная кучка мужиков — были оттеснены к амбару. В это время рядом со Львом очутилась Ольга.
— Ну как? В городе такой шум бывает?
— Бывает хуже. Слушай,
— Какое! В Грязном до драки дело доходило. Боюсь, как бы отца не избили.
— А кто отец твой?
— Да вон. Вон, видишь, стоит, высокий такой. Сторожевы мы.
— А тот вон, с седой бородой, кто?
— Баранов. Селиверст Петрович Баранов. Недавно в село из тюрьмы вернулся. У Антонова служил. Ох, и злой!
Шум меж тем усиливался. И вдруг послышалось тарахтенье трактора. Все разом замолкли, бросились к машине, стали осматривать ее, удивляться размерам колес. Козел благодушно ухмылялся, крутил в зубах цигарку, поплевывал. Ольга очутилась рядом с трактором, встала на ступицу колеса и о чем-то стала расспрашивать Козла.
Тот солидно кивал головой.
— Вот она, наша лошадка! — сказал Семен. — На этой лошадке и будем пахать.
— Десять десятин в день. Вот он, конь-то какой, — закричал Андрей Андреевич.
Седобородый подошел к трактору и внимательно его осмотрел.
— Куда, куда лезешь? — зашипел на него Козел. — Не твоя, не тронь!
— Сломаешь машину, дурак, ей-богу, сломаешь, — закряхтел Селиверст Петрович. — Сто хозяев, двести рук, — через два дня набок ляжет.
— Ничего, не ляжет, — заметил Семен. — У нас таких машин три будет.
— А через десять лет сотню заведем! — важно проговорил Андрей Андреевич.
Настроение менялось. Старики расспрашивали тракториста о том, как эта штука пашет, сколько берет плугов, дорога ли… Андрей Андреевич важничал, говорил медленно, поглаживал реденькую бороденку.
Ольга снова подсела к Льву.
Она сияла.
— Андрей Андреевич обещался и меня научить на тракторе ездить. Ей-богу! Господи, хоть бы не соврал!
— Ну, что же, старики, как же насчет земли? — обратился к сходу Семен Иванович.
Лев думал: «Получит артель сторожевскую землю, как пить дать получит!» Он ушел в поле, долго ходил там, подошел к озеру и с кургана смотрел вниз, на землю Петра Ивановича, вспомнил, как тот любил ее.
До сих пор звучали в ушах Льва его слова:
«Земля! Все в ней: почет, деньги, власть!»
И вот на его землю придут эти, артельные, засеют ее. Лев понимал, что это конец Петра Ивановича. Тот самый конец, который еще не наступил, но наступит, должен наступить, если не задержать эту страшную, народную силу.
«Задержать!
Мысли роились, путались. Лев напрасно пытался связать их воедино. Происшествия на сходе поразили его.
Он хотел идти к Сторожевым, а от них к Селиверсту Петровичу, но заметил, что в озере кто-то купается, — на мостках, сделанных для стирки, белела одежда.
Лев вгляделся и узнал Ольгу. Он прошел на мостки, Ольга увидела его и замахала руками. Он не уходил. Она подплыла к мосткам — Лев увидел ее плечо, покрасневшее от холодной воды.
— Уйдите, — сказала она жалобно.
Лев отвернулся.
— Одевайтесь. Я не буду глядеть.
Но когда Ольга взобралась на мостки, Лев обернулся. Ольга вскрикнула и прикрылась руками. Она стояла залитая солнцем. С груди ее на помост стекали розовые капли. Лев шагнул к ней, поднял ее голову, чтобы поцеловать. Ольга плакала.
— Как вам не стыдно? — прошептала она. — Там люди!
Лев обернулся. К озеру действительно шел народ. Слышалось тарахтенье трактора.
В три прыжка Лев очутился на берегу.
Внизу, под холмом, Андрей Андреевич, оставив трактор, налаживал плуги. Вокруг трактора толпились мужики. Из села тянулись вереницы людей. Наконец Андрей Андреевич убрал инструменты.
Семен Иванович заботливо ощупал бока трактора; машина дрожала. Андрей Андреевич нажал рычаг, и трактор пошел. Плуги врезались в черную, жирную сторожевскую землю.
На задах сторожевской усадьбы Лев увидел плачущего мальчишку.
— Ты Митя?
— Ага.
— Сторожев?
— Ага.
— Тебя побили, что ли?
— Побили.
— Вона. За что?
— Так.
— Эх ты, горемыка — безотцовщина! Был бы отец — заступился.
— Он сердитый был.
— А ты помнишь?
— Маненько.
Мальчишка отвечал угрюмо. В нем было много сходства с Петром Ивановичем.
— А ты серьезный!
— А тебе чего надо?
— Мать дома?
— Ага.
— Скажи, что ее городской дядя спрашивает. По важному делу. Пусть придет сюда.