Остроумие отыскало делодля отчаявшихся: оправдывайся.А тринадцать буквскладываются в невозможность.Нередко мертвыезаправляют мертвым языкомправа.Ветерперелетает черезбелые их тени.Я бесправен —значит,лжив.
На меди
Каменные нагроможденья —штрих на штрих —именовались городом.Мое самое давнее впечатление,пережитоене мной:счет песчинок,сушащих чернила на моемсмертном приговоре;барабаны, звучащие piano;и в сиянии Град обетованный —совсем рядом.
ЙОРГОС СЕФЕРИС
Последний день
Был
пасмурный день. Никто ничего не решал.Дул ветерок. «Это не грего, это сирокко», – сказал кто-то.Худые кипарисы, распятые на склоне, и там за нимисерое море с лужами света.Заморосило. Солдаты взяли к ноге.«Это не грего, это сирокко», – и больше ни о чем ни слова.Но мы знали: на рассвете нас не будет.Ничего: ни женщины, пьющей сон возле нас,ни памяти, что мы были когда-то мужчинами.Завтра – ничего.«Этот ветер напомнил весну, – сказала подруга,шедшая рядом и глядя вдаль, – весну,средь зимы налетевшую в закрытое море.Так внезапно. Прошло столько лет. Но как мы умрем?»Похоронный марш заплетался под мелким дождем.Как умереть мужчине? Странно: никто не думал.А кто думал, те словно вспоминали летописикрестовых походов или битвы при Саламине.И все-таки смерть: каждому своя и больше ничья —это игра в жизнь.Гас пасмурный день: никто ничего не решал.На рассвете у нас ничего не будет: все предано, даже наши руки,и женщины наши – рабыни у колодцев, и дети —в каменоломнях.Подруга шла рядом, напевая бессвязно:«весною… летом… рабы…»Старые учители оставили нас сиротами.Мимо прошла пара, было слышно:«Уж темно, я устала, пошли домой,пошли домой, включим свет».
КАРЛ СЭНДБЕРГ
Трава
Громоздите трупы под Аустерлицем и Ватерлоо,Забросайте землею и оставьте их мне.Я – трава: я покрываю все.Громоздите трупы под Геттисбергом,Громоздите под Ипром и под Верденом,Забросайте землею и оставьте их мне.Два года, десять лет – и пассажиры спросят у проводника:«Где это мы едем? Что это за место?»Я – трава.Дайте мне делать мое дело.
ЭРНСТ МАЙСТЕР
Положись на себя
Полагаюсь на себя.Город бродит по собственным улицам.Гора лезет в свою же высь.Взлет качелей застывает в задумчивости.Река спрашивает: «Куда мне течь?»Бог говорит: «Не могу больше, мама. Жарко».Шоссе говорит: «У меня больше нет бензина».Вечер землю забрал в забор и сказал: «Добрый вечер».Матери хором твердят:«Все на свете само себе опора».Им смешно.
Заячья зима
Ура, полевые пуганые солдаты!Плечо к плечу,головами вниз,а на головах – мешки,– смирно висеть, зайцы! —в зимнем ветре.Да, это зимний ветербелыми, как резцы,стелется тучами серебранад зеркальным небом.Снежнуюзатеваю я лавину с горы:один толчок,и моя вина —Бог-отец в небесах души —рушится с горыв дол, растети вдребезги дробитморозное мое окно,за которым вы колышетесь, зайцы.Встать, полевые пуганые солдаты!Вольно!Белый клевер, пушистый, расцвел в выси.Прыгайте ко мне,вволю полакомьтесь под зимнимветром,смойтес шерсти запекшуюся кровь —мою вину —и гоните до упаду меняпо лугам голубого снега.
«То, что нужно познать…»
ТО,что нужно познать,что нужно испытать,называется: Я,и это образецмеры человека,из таких же попытоксколоченный покойниками.
ЭРИХ ФРИД
За смертью посылать
Моя бабушкабранилась, что я неповоротлив«Тебя только за смертью посылать»И меняпослали за смертьюНо бабушкапрожила недолгоТеперь я себя самбраню, что неповоротлив«Меня ведь за жизнью посылалиа яне поспел»
Страх и сомнение
Не сомневайся в человекекоторый говорит«Страшно»Но бойся человекакоторый говорит«Несомненно»
Homo liber
Я книгакоторая будеткогда я перестану быть «я»Я книгакоторая будет «я»когда я сделаюсь книгойКнигакоторая зачитанаи еще не написанаКнигакоторая прописанатому что еще не прочитаноЯ книгакоторая раскрываетсяи которая закрываетсякоторая собой не покрываетсяи перекрываетсяи скрываетсяКнига попавшая в переплетрасклеиваетсярассыпается по листикуПродолжения нетно она знаетчто ей конец
Бессловесно
Зачем ты все еще пишешь стихиесли эти словадойдут лишь до немногих?спрашивают друзьяв тревоге, что их деладоходят лишь до немногих.И яне могуответить.
БАСНИ
Однажды нам с коллегою
поручили составить антологию басен всех времен и народов. Было ясно, что переводить Лафонтена и Флориана традиционным русским вольным ямбом – бессмысленно: такие переводы покажутся ухудшенными пересказами басен Крылова, и только. Мы решили сделать переводы верлибром: точность прежде всего. Издательство не возражало: ему было все равно. Но получилось плохо: длинные и короткие строки оригинала чередовались беспорядочно, и верлибр не мог воспользоваться своей способностью удлинять и укорачивать строки ради смыслового выделения. Интереснее было передавать разницу между стихом разных языков: в немецкий верлибр вводить силлабо-тонику, а в итальянский (и в старые басни Маро и Сакса) – силлабику. Мне жаль, что у Маро я не сумел сохранить цезур, у Фьякки – обязательных ударений в середине строк, а у Сакса – строгости внутристопных переакцентуаций. Басня Парини – это «сонет с хвостом», но хвост в ней больше сонета.
КЛЕМАН МАРО
Лев и мышь
Не пишу тебе, как безумна страсть, —Ты знаешь сам, где в ней польза, где бред;Не пишу тебе о ратных делах —Ты знаешь сам, кто в них силен, кто слаб;Не пишу тебе о властной Фортуне —Ты знаешь сам, надежна она, нет ли;Не пишу тебе о людских пороках —Ты знаешь сам их, хоть и непричастен;Не пишу тебе о Господе Боге —Ты сам к нему устремляешь свой разум;Не пишу тебе про парижских дам —Ты знаешь их лучше, чем их мужья;Не пишу грубо, не пишу любезно, —А лишь хочу рассказать одну басню —Басню, в которой лица – лев и мышь. Этот лев, сильнее, чем всякий вепрь,Увидел однажды мышь в мышеловке,Откуда она не умела выйти,Объевшись там салом и сырым мясом.Но этот лев был умен и догадлив —Пустив в дело и когти, и клыки,Он разломал ловушку на куски.Тетушка мышь выскользнула оттуда,Почтительно преклонила коленоИ, сорвав шапку с серой головы,Тысячу раз благодарила льва,Умоляя бога мышей и крысВоздать владыке добром за добро.Сейчас увидишь: так оно и вышло. Случилось однажды льву за добычейУйти далеко от своей пещеры,И там, увы, он сам попался в сетьИ был привязан к крепкому столбу.Вот тогда и явилась к нему мышь.Она была смела и весела,Она не насмехалась надо львом,А, выругав котов, кошек, котятИ восхвалив крыс, мышей и мышат,Среди которых пришел ее часОтозваться на отзывчивость льва,Мышь сказала так: «Молчи, лев, ты связан,Но сейчас будешь у меня на воле,Потому что по доброте душевнойТак и ты меня выпустил на волю:Ты мне помог по-своему, по-львиному,А я тебе помогу по-мышиному». Лев от удивленья раскрыл глаза,Повернул голову, взглянул на мышьИ сказал мыши: «Крошка-побирушка,У тебя нет ни снастей, ни уменья,Нет ни ножа, ни пилы, ни подпилка,Чтобы разрезать ремни и веревкиИ вызволить меня из этих пут.Беги лучше, пока не видит кот!» «Господин лев, – говорит ему мышь, —Ваши слова, право же, мне смешны:Крепких ножей у меня полон рот,Их белая кость острее пилы,Моя челюсть им славный черенок,Против них не устоит ваш ремень:Подождите, и все будет в порядке».И госпожа мышь принялась за дело —Стала грызть сеть. Ей пришлось потрудитьсяНемало времени; но она грызлаБыстро, сильно, и вот лопнула сеть,И лев вышел на волю, жив и цел,С такими словами: «Истинно так:Ничто доброе не пропадет зря». Вот моя сказка, и притом в стихах.Она длинна, но ей уж много лет,Свидетель Эзоп, и не только он.Будь же, мой друг, для меня этим львом,А я приложу все свои усилья,Чтоб оказаться благодарной мышью,Ежели Бог тебе даст столько сил,Сколько дал льву, а я надеюсь – даст.
ГАНС САКС
Льстивый и честный пред обезьяньим царем
У Эзопа в четвертой книгеТак говорится в восьмой басне:Пошли два друга путешествовать,Чтоб посмотреть на страны дальние, —Одна в них цель, но разный нрав:Первый из них был лжец и льстец,А второй был, наоборот,Чистосердечен и правдив.Дошли они до самой ИндииИ там в диком лесу увидели:Стоит гора, а на ней трон,А на нем обезьяний царьС толпой придворных обезьян.Испугались наши друзья;А царь манит к себе лжецаИ говорит: «Кто я такой?»Лжец льстиво молвит: «Ты владыка,Великий, могучий, богатый!» —«А кто стоит вокруг меня?» —«Это стоят твои князья,Рыцари, канцлеры, вельможи,Стольники, спальники и челядь».Царь за такую ложь и лестьЩедрые дал ему дары,А правдивый думает так:«Если так награждают ложь,Какова же будет наградаВ ответ на истинную правду!»А меж тем обезьяний царьИ ему задает вопрос:«Кто я такой и кто со мною?»И правдивый ответил честно:«Ты – обезьяна, и вокругТебя – такие же, как ты,Безобразные обезьяны!»Услышав правдивое слово,Обезьяний царь со всей свитоюВ ярости бросился на путника.Они вонзили в него зубы,Стали терзать его и мучить,Изодрали лицо когтямиИ выгнали, а все за правду. Басня показывает нам,Как извратился род людской.Кто попробует в наши дниГоворить правду при двореИ вывести на белый светПороки, царящие там,Тот не жди никаких наград,Кроме насмешки и хулы:Его бросят в безумный домИ станут псами там травить.Но ежели явится льстец,Расхвалит всяческое злоИ мерзость представит как благо —То вот кто будет принят с честью!Таков двор – таков и весь мир:Знать и чернь, миряне и клир,Всем не по сердцу слово правды,Обличающей злые нравыИ за это гонимой всюду —В церкви, в цехе, в поле и в школе.Мир полон зла, он это злоНе любит выносить на свет;Притом у него такой слух,Который к грубой правде глух,А хочет угодливых слов,Пустых похвал, лести и лжи.Кто в таком промысле силен,Тот самый нужный человек;А кто правду не утаит,К тому мир свиреп и жесток.Вот так все худо, и вот так,Чем дальше в жизнь, тем больше лжи,Пока весь мир хочет быть слепИ пока в нем властвует зло,Причина всяческих невзгод, —Так об этом сказал Ганс Сакс.
